Реванш Сталина. Вернуть русские земли!

20 июня (1 июля) 1788 года, за день до официального начала войны, шведский флот вошёл в Финский залив. Его командующий, уже упоминавшийся мною герцог Карл Зюдерманландский, рассчитывал внезапным нападением разгромить русские военно-морские силы[1011]. 6(17) июля западнее острова Гогланд произошло сражение между шведами и Балтийской эскадрой под командованием адмирала Грейга. Силы сторон были сопоставимы: у шведов 15 линейных кораблей и 8 фрегатов, у русских — 17 линейных кораблей и 8 фрегатов, русские имели некоторое преимущество за счёт большего числа кораблей и пушек.

Расчёты на масонскую солидарность оказались напрасными. Русские моряки сражались упорно. В ходе 6-часового боя каждая из сторон потеряла по одному линейному кораблю. На следующие день шведы не возобновляя боевых действий отступили[1012].

Впрочем, масонская пропаганда всё-таки сыграла свою роль. Во время боя адмирал Грейг запретил использовать против шведов зажигательные ядра, мотивируя это соображениями «человеколюбия». Нетрудно догадаться, что «человеколюбие» оказалось односторонним — только на корабле самого Грейга от неприятельских снарядов трижды загорались паруса[1013].

К концу того же года масонские ложи «Нептуна» и «Аполлона» были всё-таки закрыты по личному распоряжению императрицы Екатерины[1014].

Однако и в Швеции тоже имелась собственная «пятая колонна». Недовольные тем, что король начал войну с Россией, не получив на то согласия риксдага, офицеры шведской армии подняли мятеж, получивший название Аньяльского. Этим воспользовались финские сепаратисты. Один из их лидеров, майор Егергорн, отправился в Петербург, где представил Екатерине II проект отделения Финляндии от Швеции. Однако императрица дала уклончивый ответ, заявив, что вступит в переговоры только с законными представителями финского народа. Когда Егергорн возвратился в армию, настроение там уже переменилось. Король подавил заговор. Лидеры финских сепаратистов бежали в Россию и были приняты на русскую службу[1015]. Что же касается войны, то она закончилась «вничью»: согласно заключённому 3(14) марта 1790 года Верельскому миру никаких территориальных изменений не произошло[1016].

Наконец, в феврале 1808 года началась последняя русско-шведская война. На этот раз было твёрдо решено присоединить Финляндию к России. Дело в том, что согласно одному из секретных условий договора, заключённого 25 июня (7 июля) 1807 года во время встречи Наполеона и Александра I в Тильзите, Россия получила право отобрать Финляндию у Швеции, если последняя откажется присоединиться к союзу Франции и России против Англии[1017]. При этом Наполеон справедливо указал, что Швеция, примыкая столь близко к столице России, является тем самым её «географическим врагом»: «В каких бы отношениях случайно к Вам ни был, постоянно он (шведский король — И.П.) Ваш географический враг. Петербург слишком близок к шведской границе; петербургские красавицы не должны больше из домов своих слышать гром шведских пушек»[1018].

И действительно, как мы могли убедиться, ещё с новгородских времен Финляндия являлась традиционной базой для шведской агрессии. Сами финны составляли значительную часть вторгавшихся на российскую территорию шведских войск, отличаясь даже по свидетельству самих шведов особым зверством: «После сражения при Добром (29 августа (9 сентября) 1708 года — И.П.) также были убиты пленные; один из высших шведских офицеров помиловал русского подполковника, чтобы попробовать вытянуть из него какие-нибудь сведения, но финский солдат ринулся вперёд с криком: "Только не давать пощады, господин, мы сыты по горло такими, как он, добрый господин!" — и проткнул шпагой беззащитного человека»[1019].

Сегодня очень модно рассуждать о преимуществах контрактной армии. Тогдашнее шведское воинство было именно таковым. Мало того, офицерские должности вполне официально продавались и покупались. В результате военную карьеру делали не наиболее храбрые и талантливые, а те, у кого толще кошелёк. Сложилась парадоксальная ситуация, когда семья геройски погибшего офицера оказывалась материально ущемлённой по сравнению с семьёй его коллеги, трусливо бежавшего с поля боя. Ведь последний, уходя в позорную отставку, всё равно получал за оставленную им должность кругленькую сумму.