Реванш Сталина. Вернуть русские земли!

Мало того, согласно Уложению, финляндские граждане, совершившие преступления на территории Империи, должны были судиться в Финляндии. Профессор Таганцев иллюстрирует это следующим примером: «Таким образом, финляндец, приехавший на лайбе с дровами в Петербург и обругавший, положим, своего покупателя, подравшийся в пьяном виде с соотечественником или пырнувший его со злости ножом по тексту финляндского уложения мог быть изъят из-под действия наших законов и наказан в Финляндии по финляндским законам»[1220].

Подобные правовые нормы ставили бы Россию в унизительно-подчинённое положение: «Признать за такими лицами право ответственности по финляндским законам значит поставить Империю в такое же отношение к Финляндии, в каком стоят Турция или Персия к Европейским государствам»[1221].

Забегая вперёд, скажем, что именно такие сцены мы нередко видим сегодня, когда питерская полиция с подобострастием наблюдает кураж очередного финского «водочного туриста», приехавшего оттянуться в город на Неве.

Наконец, третья группа претензий к финляндскому уголовному уложению заключалась в отмене им действия общеимперского закона 1826 года. Как справедливо отмечает Таганцев, «законам местным не присуща сила отмены законов общих»[1222].

Кроме того, русский перевод текста Уложения был сделан крайне неряшливо. Помимо многочисленных курьёзов, типа «приговор о недостоинстве» или «опасный для жизни ударяющий предмет», в ряде случаев шло прямое искажение смысла закона. Так, в русском переводе § 2 главы 2 было сказано, что заключение в смирительном доме «назначается не менее 6 месяцев и не свыше двенадцати» вместо «не свыше 12 лет» в оригинале, в § 1 главы 19 сказано «женатым» вместо «неженатым», в § 2 главы 32 сказано «при особенно смягчающих» вместо «особенно отягчающих». Всего в докладе комиссии Таганцева указывалось 62 неясно или неверно изложенных параграфов[1223].

Подобная «небрежность» имела гораздо более серьёзное значение, чем кажется на первый взгляд. Дело в том, что порядок принятия законов для Великого Княжества был следующим. Первоначально составлялся шведский текст, финляндский сенат делал с него русский перевод, который проверялся и исправлялся в статс-секретариате и затем передавался на Высочайшее утверждение. Получив таковое, русский текст юридически становился не переводом, а именно текстом закона, вполне равнозначным с шведским или финским текстом. Как отмечает Таганцев: «Одно такое изложение русского текста уложения, столь оскорбительное для государственного достоинства России, само по себе представляло уже вполне достаточное основание для приостановления введения в действие уложения»[1224].

Интересно отметить, что одновременно с русским переводом финляндское уголовное уложение было переведено на французский язык, причём сделано это было очень грамотно и корректно. Впрочем, во французском переводе также имелась неточность. Дело в том, что согласно финляндскому уложению, уголовная ответственность наступала с 15 лет. Однако дети в возрасте от 7 до 14 лет могли быть по решению суда подвергнуты телесному наказанию[1225]. Сама по себе подобная воспитательная мера выглядит вполне разумной, однако категорически не вписывается в либеральное мировоззрение. Поэтому во французском переводе этот момент был убран. Очевидно переводчики опасались, что если в Европе узнают о том, что малолетних финских правонарушителей секут розгами, то это может повредить образу Финляндии как просвещённой европейской страны, угнетаемой русскими варварами.

Итак, министр юстиции и главноуправляющий кодификационным отделом при Государственном Совете представили Александру III подробную записку. Ознакомившись с ней, император 17(29) октября 1890 года повелел образовать Особое Совещание в составе министра юстиции, главноуправляющего кодификационным отделом, генерал-губернатора Финляндии и министра статс-секретаря Великого Княжества[1226].