Реванш Сталина. Вернуть русские земли!

Усилившаяся враждебная по отношению к России пропаганда побудила Бобрикова озаботиться упразднением финских армейских стрелковых батальонов. Получив в 1901 году на это Высочайшее разрешение, он быстро их расформировал^[36], чем изрядно облегчил властям подавление революционных выступлений. Существуй во время знаменитого Свеаборгского восстания финские батальоны, они, скорее всего, перешли бы на сторону повстанцев.

Особенное недовольство высказали финляндские политики при появлении положения 3 февраля 1899 года, которым устанавливался новый порядок издания законов, касавшихся как Финляндии, так и России. Такой порядок ранее не был указан и естественно, что его должна была установить верховная власть при посредстве центральных учреждений Империи. Точно так же вполне нормальным представлялось новое требование, чтобы по законам, затрагивающим интересы всей Империи, сейм Финляндии имел лишь совещательный голос.

Тем не менее, местные руководители оппозиции усмотрели в законе 3 февраля посягательство на весь общественный и политический строй Финляндии, нарушение их местных основных законов, даже попрание высшей справедливости. Сколько ни пыталось российское правительство образумить финляндскую оппозицию — ничего не помогало. Агитация и недовольство в крае росли. Закон самовольно объявили недействительным в Финляндии. Правительству пришлось временно выслать за границу некоторых особенно беспокойных лиц, но этого оказалось совершенно недостаточно^[37].

Итак, старания царских властей, десятилетиями заботливо культивировавших финский сепаратизм, дали наконец свои плоды. К началу XX века местная «прогрессивная общественность» вполне созрела для того, чтобы взять курс на отделение Финляндии от Российской Империи.

Поначалу для борьбы с «царским гнётом» была избрана тактика «пассивного сопротивления», состоявшая в том, чтобы саботировать все требования центральной русской власти и её представителя в Великом Княжестве генерал-губернатора Н. И. Бобрикова. Подобная идея была выдвинута ещё в царствование Александра III в статьях баронов фон Борна и Р. Вреде^[38].

Несмотря на выбранное ими название, пассивностью местные националисты не отличались. Помимо прочего, они устраивали хулиганские акции, вроде изгнания из гельсингфорской гостиницы «Societe» проживавшего там корреспондента ненавистных им «Московских Ведомостей» П. И. Мессароша. Интересно отметить, что среди финских патриотов, отметивших себя этим «подвигом», находились граф, барон, доктор, магистр, лагман и судья, то есть цвет местной интеллигенции^[39].

Кроме того, финляндские «сопротивленцы» организовали травлю и бойкот русских торговцев. Так, жителям города Вазы-Николайштадта было роздано воззвание: «Мы должны придти к общему соглашению и решить, что на того, кто покупает что-либо у русских, следует смотреть, как на изменника своей родины… Остерегайтесь коробейников, они состоят на жаловании у тех, которые ревностно работают над гибелью нашей страны… Ведь и в Остзейском крае прежний строй был сокрушён главным образом при посредстве коробейников… Остерегайтесь их, как чумы»^[40].

Лидером «пассивных сопротивленцев» стал бывший сенатор Лео Мехелин, в 1890 году ушедший в отставку в знак протеста против якобы проводимой российским правительством политики национального угнетения. В 1903 году по распоряжению генерал-губернатора Н. И. Бобрикова Мехелин был выслан за границу.

Приблизительно в это же время в 1899 году на другом конце политического спектра создаётся Финляндская рабочая партия, в 1903 году переименованная в Социал-демократическую партию. В отличие от своих революционных российских собратьев, финские социал-демократы действовали легально^[41], придерживаясь принципа умеренного прогресса в рамках законности.

Однако тактика пассивного саботажа устраивала далеко не всех. Особенно оживились недовольные элементы после начала русско-японской войны. В 1904 году наиболее решительные из сепаратистов организуют партию «активного сопротивления» во главе с Конни Циллиакусом. «Активисты» вводят в свою программу террор и начинают подготовку к вооружённому восстанию^[42].

Тем временем генерал-губернатор Бобриков стоял непоколебимо среди разбушевавшихся мутных волн, продолжая свой прежний курс. Его настойчивость и последовательность были изумительны. Послышались угрозы по его адресу. Анонимные письма предупреждали его об опасности.