Реванш. Трилогия

— Говорит, примерно человек тридцать. Да еще около ста раненых, — тихо ответил премьер. — Кошмар.

— Большой магазин?

— Супермаркет, в самом центре. Хорошо рвануло. Рычков говорит, до сих пор завалы разгребают. Жалко людей.

— А что они с палестинцами вытворяют?! Не жалко? Это война.

— Интересный вопрос, — усмехнулся Шумилов, — только этой войне уже полвека. Пока друг друга не перебьют, она не закончится. Кто виноват, уже и забыть успели.

— Так у одних танки и самолеты, а у других только камни и бомбы! Ясно, кто виноват!

— Эх, Володя, забыл уже. У арабов и танков, и самолетов было раз в десять больше, чем у евреев. Да все просрали. Сколько мы им оружия поставляли. Все бесполезно.

— Что поделать, израильская армия подготовленнее оказалась, и американцы им помогают.

— А у тебя есть в загашнике второй Суворов, Святослав или Роммель?

— Нету, Паша, нету. В том-то и дело, что нету. А был бы, так и не отдал бы, самому нужен, — жестко отрубил Строгов. Некоторое время они молчали.

Шумилов следил за неподвижным поплавком, находя в этом занятии извращенное удовольствие. Всё равно ни одной поклевки. Строгов прохаживался по берегу, засунув руки в карманы.

— Слушай, Паша, тут дело одно есть. — Строгов остановился рядом с Шумиловым. — Ты у нас образованный, с головой. Может, подскажешь что хорошее?

— Денег не дам, — отрезал Шумилов, не поворачивая головы.

— Нет, не о деньгах разговор. Ты не помнишь, случаем, решения последнего партийного съезда?

— Какого еще съезда? ЛДПСС, что ли? Или Народного Союза? Или КПСС? Нет, не помню и не читал никогда.

— Видишь! А какова основная политическая линия и идеологический курс советского народа? — при этих словах Строгов предусмотрительно отступил в сторону, опасливо косясь на лежащую у правого сапога Шумилова суковатую палку.

— Нет, Володя, ты явно перегрелся! Черт побери! В кои веки выбрался на рыбалку, так и тут всякие сумасшедшие о работе спрашивают!

— Ну а на самом деле? Что в твоем ведомстве, какую линию проводят?

— В моем ведомстве проводят генеральную линию укрепления экономики, роста народного благосостояния и развития научного потенциала, — совершенно серьезным тоном ответил Шумилов, — а Идеологией у нас Верховный занимается, у него и спрашивай.

— Подожди, Паша, не кипятись. Ты сам подумай. Сначала было: «Самодержавие, православие, народность», затем: «Коммунизм — светлое будущее всего человечества». А сейчас?

— Сейчас? Не знаю. Вроде бы — плюрализм мнений, свобода мышления, торжество закона и подобное, — после недолгого раздумья ответил Шумилов. — Никакой идеологии у нас нет. Немного придерживаемся социализма, немного развиваем частный бизнес, и никакой Большой Идеи. С 88-го года полный вакуум. А ты прав, Володя. Упустили мы этот момент. Упустили.

— В последнее время религия в моду вошла. Может, воспользуемся? Как там было: «Русь святая, храни веру православную».

— Может, и так, да только ничего хорошего в этом нет. Не такая уж Русь и святая, если церкви взрывали и в космос летаем. Нет, и «вера православная» нам не поможет. Только вчера были атеистами, а сегодня все строем в церковь. — Шумилов презрительно усмехнулся. — Нет, это прошлый век. Нельзя так.

— Почему? Исконно русская вера до сих пор популярна. Надо просто по телевизору чаще церковные мероприятия показывать, намекнуть Патриарху на помощь и участие. В школах «Закон божий» ввести, пару миллионов на восстановление церквей подкинуть.

— Глупость. Это все не то. «Нет, ребята, все не так. Все не так, как надо», — тихо пропел Шумилов. — Ты какими представляешь себе граждан Советского Союза?

— Как какими? Законопослушными, свободолюбивыми, богатыми, образованными, гордыми и политически активными.

— Вот именно. Значит, православие уже не проходит. Кроме того, у нас много мусульман. Они и так слишком активны на местном уровне. А после того как мы сделаем христианство государственной религией, в противовес возрастет влияние ислама на югах.

— Ислам не страшен, — беспечно отозвался Строгов. — У нас цивилизованная, светская форма мусульманства. А с ортодоксами разберемся, и появиться не успеют. И распространен он в отсталых регионах. Решим проблему.

— Да, ислам — это не проблема, — неожиданно легко согласился Павел Николаевич, — а христианство — это серьезная проблема. Чужеродная религия, маскирующаяся под «исконно русскую».

Тяжелый дурманящий аромат благовоний в воздухе. Траурные, скорбящие, безжизненные лица, смотрящие со стен. Тусклый мертвящий блеск позолоты. Потрескивание сотен свечей и запах горелого воска. Давящая, угнетающая атмосфера. Священники в бесформенных расшитых золотом одеяниях, нудно поющие пасхальные гимны. Люди, битком набившиеся в храм. Стеклянные глаза, склоненные головы. Старая бабка, замершая на коленях перед иконой. Люди, механически крестящиеся и кланяющиеся, кланяющиеся, кланяющиеся по легкому жесту священника. Гнетущий запах курений и скорбная фигура человечка, висящего на кресте, словно плывущего над послушным человеческим стадом.