Реваншист

— Ну, и хрен с ним! — прокомментировал один из инсургентов. По нему было видно, что очередь к столам он занимал не однажды. — Кричал: "Путч! Хунта!" А какая это хунта, если они о людях думают? Горячей еды подвезли, выпивки. И стоять не запрещают. Я этого писателя спрашивал, что дальше? Собираются нас разгонять? Он ответил, что ГКЧП на нас начхать. Можем стоять хоть до посинения. К одному из наших жена пришла. Говорит: весь день "голоса" слушала. Никто, кроме нас, против ГКЧП не выступил. Люди работают, занимаются делами, а мы дурня празднуем. Эх!

Инсургент махнул рукой и отошел. Пока слышавшие эти слова обсуждали новость, столы и кухни перед баррикадой убрали. Грузовики уехали. Вместо них к площади подрулил "Икарус". Открылись дверцы, и из автобуса посыпались мужчины и женщины в военной форме. Двое из них надели на плечи ремни аккордеонов. Вперед вышел стройный майор.

— Уважаемые товарищи! Вас приветствует Академический ансамбль песни и пляски Советской армии имени Александрова. Нам сказали, что вы здесь мерзнете и скучаете. Это неправильно. Так не должно быть в советской стране. Давайте же веселиться! Музыка!

Он дал знак аккордеонистам. Те растянули меха. Вперед выскочили плясуньи и закрутились на асфальте. К ним подлетели танцоры. Скоро уже вся площадь плясала и пела. Скука и холод отступили. Как и мысли о "хунте"…

* * *

— Мы ведем свой репортаж со Старой площади, где сегодня утром, как мы уже сообщали, появилась баррикада, сооруженная людьми, недовольными решением ГКЧП о роспуске КПСС. Протестующих набралось c пару сотен. Они простояли здесь световой день. Замерзли и оголодали. И тогда им по распоряжению ГКЧП привезли горячую пищу и согревающие напитки.

Журналиста с микрофоном на экране сменили кадры раздачи еды. Голос продолжил за кадром:

— Ведь это наши советские люди. Пусть они не согласны с решением Президиума Верховного Совета, это, однако, не означает, что их нужно бросить на произвол судьбы. Чтобы протестующие не скучали, на площадь приехали артисты Академического ансамбля песни и пляски имени Александрова.

На экране вновь возник журналист с микрофоном.

— За моей спиной вы видите танцующих людей. Как видите, никто не собирается прогонять их со Старой площади, как это сообщили западные информационные агентства. Здесь нет военных и милиции. Люди веселятся…

В этот миг к журналисту подлетела женщина. Чмокнув его в щеку, она засмеялась и скользнула в сторону.

— Вот так… — журналист растерянно потер щеку. — Тут говорят: "Путч! Путч!" Но вы сами все видите. Если это и путч, то он какой-то неправильный…

Сюжет кончился, Владимир Иванович посмотрел на меня.

— Не постановка, — ответил я на его вопросительный взгляд. — Дама сама выскочила. Они же там все выпившие. В Останкино хотели этот вырезать эпизод, но я настоял.

— Правильно! — сказал Концевой. — Получилось искренне. Неправильный путч, — он усмехнулся. — Вот и название для истории. Ты это хорошо придумал с выпивкой и едой, Сергей! И с ансамблем. Где, кстати, одноразовую посуду брали?

— В "Аэрофлоте".

— Поблагодари всех, кто помогал! — сказал Долгих. — От моего имени. Ансамбль — особенно. Что там сейчас?

— Разошлись, — сказал Концевой. — Чего зря стоять? Им подсказали, люди восприняли. Сейчас солдаты затаскивают мебель обратно, мои люди закрывают и опечатывают кабинеты. Ельцин — во внутренней тюрьме. Как с ним быть? Сажать нельзя — визгу не оберемся, выпустить — боязно. Опять что-нибудь завернет. Не человек, а ядерная бомба. Огромной разрушительной силы.

— Отправьте его послом, — подсказал я. — В Буркина Фасо.

— Почему именно в Буркина? — удивился Владимир Иванович.

— Далеко от СССР. Взрывная волна не добежит.

Концевой засмеялся и погрозил мне пальцем.

— А если серьезно, пусть там спивается потихоньку.

— Злой ты человек, Сергей! — покачал головой Концевой.

— Наоборот, добрый. Не видели вы, как он, будучи президентом России, дирижировал оркестром в Германии. Пьяный, естественно. Вся страна от стыда сгорала. Его повесить мало, а мы цацкаемся.

— Ладно, — хлопнул ладонью по столу Владимир Иванович. — Подумаем. Люди собрались? — он посмотрел на меня.

Я кивнул.

— Идем!

Мы вышли из кабинета, двинулись коридором и остановились перед дверью, ведущей в зал заседаний Верховного Совета.

— Народу много? — спросил меня Долгих.

— Журналистов — с сотню. Дипломатов раз в пять больше. Одних американцев человек десять прибыло во главе с послом.

Долгих поморщился.

— Иди! — сказал Концевой. — Объявляй. Я за кулисами постою.

Я вышел на сцену и пробрался к микрофону, установленному ровно посередине стола президиума. Остановился и окинул взглядом зал. Легкий шумок, царивший в зале стих. Я физически ощутил на себе взгляды сотен глаз. Хотя, каких сотен! Сейчас на меня смотрят миллионы. Центральное телевидение ведет прямую трансляцию. Сигнал передают за границу. Можно сказать, весь мир приник к телевизионным экранам. В западных столицах гадают: что случилось в этом таинственном СССР? Очередной переворот в высших эшелонах власти или нечто, кардинально меняющее расклад сил в мире? Гадайте!