Реваншист

Он появился после завтрака. Лет сорока, с залысинами на высоком лбу, в белом халате и со стетоскопом на шее. С порога направился ко мне и сразу присел на стул у койки.

— Как чувствуете себя, больной?

— Замечательно, — ответил я.

— Говорили, что вставали.

— Ходил в туалет.

— Надо было позвать сестру.

— Зачем?

— У вас травма головы. Привезли без сознания. Скорей всего сотрясение.

— Был бы мозг, было бы сотрясение.

Врач, видимо, этой шутки не знал, поскольку хохотнул.

— Хорошо, что вы шутите. Но… — он покачал головой. — Голова болит?

— Нет.

— Что, совсем?

— Чему там болеть? Сплошная кость.

Миша за спиной доктора заржал.

— Но-но! — врач погрозил мне. — Головокружение, тошнота?

— Ничего нет. Честное слово!

— Странно.

Врач достал из кармана молоточек.

— Сядьте и смотрите сюда!

Я подчинился. Он поводил молоточком перед моим лицом, затем простукал им руки и ноги. Поднялся со стула.

— Встаньте! Закройте глаза и вытяните руки вперед. Растопырьте пальцы. Так… Не открывая глаза, указательным пальцем правой руки коснитесь кончика носа. Теперь левой…

— Удивительно, — сказал он, когда я сел. — Все в норме. Если не считать трех швов на лбу. У вас, правда, нет тошноты?

— Честное комсомольское! — заверил я.

— И что с вами делать?

— Выписать! — предложил я.

— Не пойдет, — покачал он головой. — Травмы головы коварны. Надо понаблюдать. Так что полежите. И постарайтесь не вставать. Закружится голова, упадете, ударитесь головой. Она у вас крепкая, но лучше не усугублять. А вот посещения я вам разрешу. Уже звонили…

Глава 2

Посетитель нарисовался ближе к ужину. К тому времени я успел отобедать (молочный суп, макароны с куском рыбы, компот) и обдумать свое нынешнее положение. Днем все виделось не так грустно, как ночью. Да, попал. Ну, так в свое тело, а не в какого-нибудь неизвестного индивидуума. Так что никаких проблем с совмещением психоматриц. Я это, я! И тело, и биография, и воспоминания — все мое. Что-то подзабылось, конечно, но это ерунда. На память я никогда не жаловался — вспомним. Почему «херувим» выбрал именно этот период моей жизни, я догадывался. 1975 год стал поворотным в моей судьбе, точкой бифуркации, если говорить по-научному. Я бросил заочное отделение политехнического института и поступил в Литературный — тоже на заочное. Вернее, еще не поступил, это случится в будущем году. Направление было выбрано правильное. А потом я свернул… Поправим.

Итак, план действий. В политику мы не лезем — глупо. Сжуют и не поморщатся. Но кое-что попытаемся. Чернобыльская АЭС… В моем времени эта катастрофа положило начало крушению СССР. А потом… Заболевшие раком дети, переселенные деревни, загрязненные территории… Тридцать лет небогатая Беларусь отрывая последний кусок, минимизировала последствия аварии. Вбуханы миллиарды долларов. Если направить их на другие цели, страна легче переживет распад СССР. И националисты обломятся. В той жизни они прорвались в парламент, спекулируя на Чернобыльской теме. Правда, потом Батька их разогнал. Но в этой реальности может пойти по-другому, и моя Беларусь станет задворками Европы. Как та же Болгария.

Чтобы ко мне прислушались, нужен статус. Но не журналиста. Здесь они в авторитете, и даже становятся лауреатами Ленинской премии. Но… Аграновских мне не потеснить — уровень не тот. А с меньшим статусом к власть предержащим нечего и соваться. Зря потрачу время. В той жизни я кинулся в журналистику, потому что не верил в себя. Боялся, что в литературе потеряю время. В принципе, был прав. Тогда я ничего умел. А вот сейчас… Талант, как известно, не пропьешь. И пусть писатель из меня слабенький, не Лев Толстой и не Гоголь, чего уж там, но слова в строчки я складывать умею. В той жизни критики хвалили мой стиль. Были и тиражи, и восторженные отзывы читателей. Значит, смогу.

В литературе, как и в журналистике, очень важно оказаться в нужном месте в нужное время. Здесь у меня колоссальное преимущество. Я знаю, что нужно читателю. Так что — в путь! Все остальное — побоку, даже Литературный институт. Нет, вуз, классный. В том времени он превратил провинциального паренька в отменного специалиста, затмевавшего своими знаниями не сподобившихся в нем учиться коллег. Но зубрить по второму кругу? Нафиг, нафиг! Для писателя диплом не обязателен. Успех Шолохова с его четырьмя классами гимназии и Пикуля, отчисленного из военного училища «за нехваткой знаний», тому пример. Шолохов — живой классик, а книгами Валентина Саввича сейчас зачитывается страна. Его романы издаются миллионными тиражами, и расходятся они влет. Решено!