Реваншист. Часть первая (СИ)

Она прыснула. Я взял ее за руку и повел к двери. У порога оглянулся. Дежурные у вахты смотрели нам вслед. Глаза девочек были по блюдцу. Перемоют нам косточки! Пускай! Чистенькими будем.

Автобус привез нас к железнодорожному вокзалу. Старому, а не тому красавцу, что возвели в моем времени. Мы перешли к площади Ленина. Я крутил головой, разглядывая здания. Площадь не сильно изменилась за сорок лет. Нет здания управления метрополитеном (метро в Минске начнут строить только через два года) и торгового комплекса под площадью. Сейчас здесь закатанное в асфальт пространство. Памятник Ленину у Дома правительства — он сохранится, несмотря на все веяния, здания университета и пединститута, Красный костел, напротив — горисполком. Последний напоминает лежачий небоскреб. Его архитектор, как говорили, требовал костел снести — дескать, дисгармонирует с его творением. Действительно, дисгармонирует. Но я бы снес исполком…

Подошла «единичка», мы влезли в салон. Я вложил в прорезь компостера купленные в киоске Союзпечати талончики — на себя и Лилю, и, дернув рукоятку, пробил. Талончики здесь разные по цвету и цене. На троллейбус стоят 4 копейки, на автобус — 5. Мы встали на задней площадке и взялись за руки — Лиле это понравилось. Троллейбус медленно катил по проспекту. Я разглядывал здания. Почтамт, кинотеатр «Центральный», здания МВД и КГБ, ГУМ, жилые дома… В моем времени все останется на прежних местах. Проспект дважды переименуют, но перестраивать не станут — архитектурный памятник. На Октябрьской площади глаз порадовал просторный сквер. В моем времени здесь возведут Дворец Республики, копирующий Дворец съездов в Москве. Строить будут десять лет. Лучше б не начинали…

— Ты что крутишь головой? — спросила Лиля.

— Давно не был здесь, — признался я.

— Я — тоже, — вздохнула она. — Месяца два.

«А я — сорок лет».

Троллейбус катил, я разглядывал. Минск нынешний выглядел уютным и домашним. Не было потока машин, суетливости в движениях людей, рекламы на зданиях и перетяжек поперек проспекта. Тротуары асфальтные, а не из плитки, как в моем будущем, нет ярких вывесок и витрин магазинов. Сонный, провинциальный город. Но мне он нравится.

Мы вышли у Парка Челюскинцев и двинулись по аллее. Очереди к аттракционам стояли небольшие — рано. К полудню набегут. Мы покатались на «супере», каруселях, электрических автомобильчиках, поели мороженого. Пломбир в вафельном стаканчике оказался необыкновенно вкусным. Я не удержался и съел две порции, Лиле хватило одной. Мы перешли проспект и по бульвару Толбухина дошагали до кинотеатра «Партизан». В моем времени его переименуют в «Дом кино». У касс было пусто — ближайший сеанс начинался через час. Я купил билеты, мы вышли на бульвар и присели на лавочку из деревянных брусьев с чугунными боковинами. Я скосил взгляд. Лиля сидела, подставив лицо солнцу, и улыбалась, закрыв глаза. Мечтает. Солнечные лучи пронизывали пшеничного цвета волосы, высвечивая розовую кожу головы. Моя будущая жена блондинка, причем, натуральная. Волосы здесь красят редко — нечем. В магазинах лежит хна, басма, в парикмахерской могут обесцветить волосы пергидролем. Но последнее дорого и не полезно для прически. Помню это по рассказам первой жены — она жаловалась. Та-ак. А с чего-то я взял, что Лиля некрасивая? Фигурка у нее ладная, все выпуклости на месте. Ножки точеные, узкие в лодыжке. Даже странно видеть такие у деревенской девушки. Грудь, правда, небольшая, но это хорошо. Сисястых я никогда не любил. И личико симпатичное. Прыщики его слегка портят, но с началом семейной жизни они исчезнут. Лиля просто не яркая. Есть такой тип женщин. В обычной жизни они не бросаются в глаза, но стоит обстоятельствам измениться… В нашей редакции работала бухгалтерша Таня. Мышь серая, чмо, мухами засиженное. Лицо тусклое и печальное, как погода в осенний день. Ходила в каких-то балахонах, с вороньим гнездом на голове. И вот как-то возвращаюсь из отпуска, смотрю и не узнаю. Глазки подведены, губки подкрашены, глаза горят. Платье фигурку обтягивает… Что случилось? А всего лишь нашелся мужчина, который ее полюбил…

Лиля почувствовала взгляд и открыла глаза.

— Что смотришь?

— Любуюсь.

— Не ври! — фыркнула она. — Сама знаю, что некрасивая.

И вот что ей сказать? Начнешь уверять, не поверит. Ресницами возмущенно хлопает. Они у нее длинные и пушистые.

— В древней Персии жил великий поэт. В своих стихах он воспевал красоту девушки, которую любил. Стихи были так хороши, что привлекли внимание шаха. Он повелел привести поэта и его избранницу — хотел посмотреть на ее необыкновенную красоту. Но перед правителем предстала обычная девушка. Шах рассердился. «Ты обманул меня! — сказал поэту. — Писал о неземной красоте, а ее нет!» «Ты не прав, шах! — ответил поэт. — Чтобы узреть красоту моей возлюбленной, надо посмотреть на нее моими глазами».

— Ох, Сережа! — Пшеничная головка ложится мне на плечо. — Все так неожиданно. Еще вчера у меня не было парня, а сегодня — уже жених.