Реваншист

Новый год мы встречали вчетвером: я с Лилей, отец и Маша. У подруги жены родители жили на Украине. К ним она ездила в отпуск. Так что встречать праздник в знакомой компании Маша согласилась с удовольствием. Ну и мы не ударили в грязь лицом. Стол ломился от еды. Его накрыли в зале перед телевизором. Цветным, замечу. В этом времени они пока редкость. Мы посмотрели «Иронию судьбы, или С легким паром!». Фильм вышел к прошлому Новому году, но в этом его повторили – «по просьбам трудящихся». В моем времени повторять будут каждый год и по всем каналам. А что делать, если лучшего не сняли?

Больше всех фильм порадовал Машу. Она, видимо, примерила историю Нади к себе, поэтому оживилась и стала вести себя раскованно. Шутила, строила глазки отцу. Тот, к моему удивлению, откликнулся. Принялся ухаживать за гостьей: наполнять ей бокал, подкладывать в тарелку куски. А потом и вовсе разухарился. Вспомнил работу на Северах, различные забавные случаи. Рассказчиком он оказался великолепным. Даже Лиля слушала, открыв рот. Про Машу, к которой обращалось красноречие Александра Ивановича, и говорить нечего. Та просто цвела.

«Старый валацуга![22] – мысленно выругался я. – Зачем дурить девушке голову? Распустил перья!»

К счастью, начался «Голубой огонек», и все уставились в телевизор. Затем на экране возник Брежнев. Шлепая губами, он прочитал поздравление советскому народу. Брежнева сменили куранты. Под их бой мы чокнулись шампанским и выпили за новый, 1977, год. Лиля чмокнула меня в губы, Маша лихо поцеловалась с отцом. Я мысленно сплюнул и дал себе обещание поговорить с папашей. Нашелся донжуан с Севера…

К концу «Голубого огонька» все наелись и напились. Дальше смотреть было неинтересно. Передачи «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» еще нет, а слушать хор и Зыкину – чур меня, чур! Певица она, конечно, хорошая, но не в новогоднюю ночь. Мы с Лилей решили погулять, отец с Машей отказались.

– Что-то я переел, – пожаловался предок. – Нет желания. Вы с Лилей идите. Я приберу со стола и поставлю все в холодильник.

– А я помогу! – вызвалась Маша.

Возражать я не стал. Хотят остаться вдвоем – их дело. Не дети…

– Захочешь спать, постель в диване! – сказала Лиля подруге. – Александр Иванович ляжет в кабинете Сергея. Договорились?

Оба кивнули, и мы пошли. Гуляли часа два. На улице было весело. Играли баяны, народ плясал, прохожим наливали и давали закусить. Деревня, переселившаяся в Минск, не забыла старых привычек. Мы с Лилей поплясали, выпили и даже расцеловались с совершенно незнакомыми нам тетками в цветастых платках. А что? Праздник. Домой вернулись замерзшие, но довольные.

Света в квартире не было: гости легли спать. Мы скользнули в кухню, согрелись коньяком и последовали их примеру. Устали. В спальне рухнули на кровать и провалились.

Встал я рано – на часах не было десяти. Однако спать больше не хотелось. Лиля посапывала, я выбрался из ее объятий и отправился в ванную. Через десять минут, умытый и посвежевший, варил кофе. Здесь он не дефицит. Есть молотый и в зернах. Это за растворимым выстраиваются очереди. Было бы за чем! Индийский порошок…

Когда кофе поспел, хлопнула дверь в ванную. Кто-то еще встал. Я выглянул в прихожую. Дверь в зал была распахнута. Маша? Я заглянул в комнату. Из-под одеяла на диване торчали ступни – женские. Рядом с укутанной с головой Машей красовалось смятое одеяло и подушка с вмятиной. Твою мать! Ну, папа!..

Дверь в ванную отворилась, в прихожую вышел отец. Поймав мой взгляд, он застыл. Я кивком пригласил его в кухню. Отец послушно двинулся следом. Я прикрыл за нами дверь.

– Кофе угостишь? – спросил отец. В голосе его не чувствовалось раскаяния. Вот жук!

Я плеснул ему в чашку и поставил на стол. Налил себе и устроился напротив. Он отхлебнул и поставил чашку.

– Горячий! Пусть остынет.

– Это ты у нас горячий! – не выдержал я. – Валацуга!

– Но-но! – погрозил пальцем. – Я тебе все-таки отец.

– Да ты…

– Не кипятись! – усмехнулся он. – Знаю, что думаешь. Только зря. У нас с Машей серьезно. Я сделал ей предложение, и она его приняла. Кончатся выходные, пойдем в ЗАГС.

Я едва удержал чашку в руках. Подумав, поставил ее на стол.

– Тебе сколько лет?

– Пятьдесят, – сообщил он.

– А ей?

– На девятнадцать меньше.

– И?..

– Как думаешь, – спросил он, – Маше светит выйти замуж?

Я завис. Отец прав. В этом времени взгляды другие. Девушки идут замуж в двадцать два – двадцать четыре года. Это те, которые с высшим образованием. Прочие и раньше выскакивают. В двадцать пять лет невеста уже «старая». В тридцать даже не последний вагон – перрон отошедшего поезда.

– Ну… – выдавил я, – получит квартиру…