Ревейдж

— Я должна его увидеть, — сказала я и почувствовала, как напряжение покидает тело Авто. — Я должна сказать брату, что жива. Я должна узнать, где Анри. — Мои глаза наполнились слезами, и я шмыгнула носом. — Мне нужна моя семья. Мне нужно увидеть моего sykhaara.

— Понимаю, мисс, — сказал Авто. Сунув руку в карман, он вытащил листок бумаги. Затем протянул его мне и кивнул. — Там указан домашний адрес Заала и Толстой. Каждый вечер вторника и четверга он отправляется в имение к Толстым на Брайтон-Бич, в Бруклине. Мы определимся с днем и скоро отвезем вас туда. — Авто крепче сжал мои руки, когда я поняла, что сегодня вторник. — Он не поверит. Его сестра, его род, все еще жива.

Кивнув в согласии, я наклонилась к Авто и поцеловала его в щеку.

— Ты хороший человек, Авто. А сейчас иди домой и отпразднуй эту новость со своей семьей. Если все, что ты сказал, правда, я наконец-то в безопасности. Это благословение.

Авто посмотрел на меня, как отец смотрит на свою дочь, затем поднялся с дивана.

— Я приду завтра вечером и организую машину, которая отвезет нас в Бруклин, в квартиру, которую Заал делит со своей невестой.

Я улыбнулась ему в ответ и кивнула, пока он выходил из квартиры. Я услышала, как защелкнулись дверные замки, и откинулась на спинку дивана. Когда Авто и его семья нашли меня ребенком, на грани смерти, под телами моей убитой семьи, наши люди возрадовались. Я была жива. У клана Коставы, который был своего рода королевской семьей для народа Грузии, был живой наследник. А Анри и Заал пропали без вести. Не умерли, но пропали. Надежда, которая была потеряна, внезапно возродилась.

Как пресловутую принцессу, запертую в башне, меня прятали и обращались со мной как с богиней всю мою жизнь. Мы часто переезжали с места на место, и я боялась, что сойду с ума от удушающего одиночества, в которое превратилась моя жизнь. Со мной обращались скорее, как с драгоценностью, чем как с человеком, слишком ценной, чтобы попасть в руки нашего врага. Я была последним столпом надежды для Тбилисской Династии Костава.

До сегодняшнего дня.

Вскочив на ноги, я бросилась к тяжелым черным занавескам, которые в моей квартире всегда были задернуты. Слегка раздвинув их, я уставилась в холодную темную ночь, ища хоть какие-то признаки жизни. Люди проходили мимо, занятые своими делами, но кроме этого, я не наблюдала никакой опасности.

Опустив шторы, я закрыла глаза.

— Опасности больше нет, — произнесла я вслух, убеждая себя, что угрозы моей жизни больше нет.

Подойдя к шкафу, я проскользнула в черные слаксы, достала длинное темное пальто с капюшоном и накинула его поверх черной шелковой блузки. Спрятав длинные черные волосы за спину, я схватила листок с адресами и направилась к двери. Мне нужно было сделать это в одиночку. И после двадцати лет ожидания этой новости я не могла больше ждать ни секунды, чтобы увидеть брата.

Я редко покидала квартиру, но все же знала местность как свои пять пальцев. Несколько лет назад, когда Авто привез меня в Нью-Йорк, он позаботился о том, чтобы я запомнила каждую улицу, каждую станцию метро. Я должна была быть готовой к тому, что мне придется бежать одной. Меня учили прятаться в тени.

Открыв дверь на улицу Манхэттена, где падал снег, окрашивая в белый цвет темные бетонные дороги, я натянула капюшон и спустилась по ступенькам моего многоквартирного дома, сразу же сливаясь с людьми на улице. Не поднимая головы, я спустилась в метро и вошла на оживленную станцию. Садясь на свободное место, я позволила себе вытащить фотографию и посмотреть на счастливую пару.

Долгий путь до Брайтон-Бич закончился гораздо быстрее, чем я предполагала. Все мое внимание было сосредоточено на брате, которого, как мне казалось, я потеряла навсегда, смешиваясь с пьянящим ожиданием, что через час я снова встречу его.

Поезд остановился, и я поспешила покинуть станцию. Я никогда раньше не была на Брайтон-Бич и, выйдя на улицу, я ахнула от изумления. Мне показалось, что я нахожусь в другом мире. Серые здания были пустыми и развалившимися. Улицы были темными и грязными. Холодный ветер свистел в заколоченных домах, полупустых ресторанах и магазинах. Это было ничто по сравнению с роскошью и красотой Манхэттена.

Не обращая внимания на ледяной холод, пробежавший по спине, я заставила свои ноги двигаться, подошвы моих черных ботинок хрустели по снегу. Я оставалась в тени неосвещенных улиц, сливаясь с ночью, пока не добралась до ряда кирпичных домов. Центральный дом гордо возвышался в этом полуразрушенном месте. Его содержание ясно показывало, что у владельцев были деньги.

Мое сердце бешено колотилось.

Дом Толстого.