— Уверяю тебя, Филипп, — вздохнул он, — его преосвященство не видит разницы между тем и другим. Влезешь к нему в долги — вовек не расплатишься.
— Видно будет! — отмахнулся я, подхватил саквояж и вышел за дверь.
Уве принесли за полночь. Когда слуга не явился к ужину, я воспринял это как должное и беспокоиться не стал. Втроем мы расправились с котелком гороховой похлебки со свиными ребрышками, краюхой свежего хлеба и рыбным пирогом, а после разошлись по комнатам. Марта попыталась было пристать с расспросами касательно той «стервы из книжного дома», но я потакать женскому любопытству не стал и волевым решением перевел наше общение в куда более приятную плоскость. Именно поэтому, когда снизу донесся решительный стук во входную дверь, мы еще не спали и спустились на первый этаж быстрее с трудом продравшего глаза маэстро Салазара.
Ватага едва державшихся на ногах школяров под непрерывные охи и ахи хозяина втащила мертвецки пьяного Уве в общий зал, бросила его на пол и спешно ретировалась. Пришлось мне на пару с Микаэлем поднимать на второй этаж и грузить на кровать собственного слугу.
Впрочем, утром наши усилия были вознаграждены сполна: очень уж потешно смущался Уве, выслушивая изрядно приукрашенный рассказ о своем водворении в пивную. При этом клятвенно заверять, что подобного больше никогда не повторится, он не спешил и с мрачным видом хлебал сырую воду, а после и вовсе отозвал меня в сторону.
— Магистр… — неуверенно промямлил школяр и умолк, упорно не отрывая опущенного взгляда от ботинок.
— Если хочешь извиниться за вчерашнее, не утруждайся. Все понимаю, дело молодое.
— Нет! — спешно произнес слуга. — То есть да. Я приношу свои извинения, но дело не в этом. Магистр! — Уве собрался с решимостью, поднял голову и выпалил: — Мне хочется остаться в Мархофе!
А мне захотелось отвесить юнцу крепкую затрещину.
— Дай угадаю, — вздохнул я, придержав уже дернувшуюся для замаха руку, — встретил сеньориту Лорелей?
Уве молча насупился, и я покачал головой.
— Неужто фру Эмма не затмила своими прелестями графскую дочку?
При упоминании об интрижке с вдовой мясника юнец покраснел до корней волос и с нескрываемым возмущением выпалил:
— Это совсем другое! У меня чувства! — Затем Уве вновь ссутулился и попросил: — Можно мне остаться, магистр?
Я только руками развел.
— Ты свободный человек, Уве! Волен делать что хочешь, не спрашивая ни у кого разрешения. Если речь об университетском долге, то уверяю — ты отработал его сполна.
Школяр неуверенно передернул плечами.
— Я хочу остаться на службе во Вселенской комиссии. Вы попросите за меня у магистра Риперторпа?
— Уве-Уве, — вздохнул я с нескрываемым сожалением. — Хочешь знать, что будет дальше? А дальше все будет печально. Следующую дюжину лет ты проведешь обычным клерком на побегушках магистров-надзирающих, и едва ли тебя повысят, когда кто-нибудь из них выйдет в отставку. Но даже если повысят — рядовой магистр для людей вроде графа Розена все равно что бродяга. А главой отделения без связей тебе не стать. Есть у тебя влиятельная родня, Уве?
Слуга покачал головой.
— Вообще родни нет, — убито произнес он.
— И ты хочешь всю жизнь наблюдать за сеньоритой Лорелей без малейшей надежды на взаимность?
Школяр запустил пальцы в и без того взлохмаченные волосы, но сразу поймал себя на этом, пригладил вихры и сказал:
— Дело не только в Лорелей, магистр. Не сочтите трусом, но меня пугает то, чем вы занимаетесь. Для вас не писаны законы, я так не могу.
Я кивнул, принимая довод слуги.
— Это аргумент, Уве. Вот это — аргумент. Но оставить тебя гнить в этой дыре… Давай так: в Ренмеле я дам тебе наилучшие рекомендации и пристрою к кому-нибудь из знакомых магистров. За пару лет выслужишься до эксперта, а там, если не одумаешься, попросишь перевода в Мархоф. Но помяни мое слово — ты одумаешься. Ренмель — столица цивилизованного мира. Оттуда никто так просто не уезжает.
Уве даже прикусил губу, напряженно обдумывая мое предложение. Школяра обуревали столь явственные сомнения, что я буквально слышал, как скрежещут в его голове противоречивые желания. Не выдержав умственного напряжения, слуга принялся вышагивать кругами по комнате и что-то бормотать себе под нос, беззвучно шевеля губами.
Я его с решением не торопил и оказался прав.
— Хорошо, магистр! — сдался в итоге Уве. — Поступим по-вашему!
Заглянувший в комнату маэстро Салазар взболтал остававшееся на дне кувшина вино и протянул сосуд школяру, тот вмиг сравнялся цветом с простоквашей и убежал на задний двор.
— Молодо-зелено! — презрительно фыркнул бретер и приложился к обколотому горлышку.
— Не спаивай мне слугу! — пригрозил я пальцем.
— О чем шла речь? — поинтересовался маэстро Салазар. — Он не слишком-то походил на кающегося грешника.
Я вкратце поведал содержание беседы, и Микаэль рассмеялся.
— Ты пообещал ему протекцию? Филипп, ты в опале!
— Это не значит, что у меня не осталось друзей, — резко возразил я, подумал и добавил: — Которые откажутся помочь… неофициально. И неужели ты действительно полагаешь, что лучше оставить мальчишку здесь?