Ревенант

— Дела! — проворчал маэстро Салазар и сжал коленями бока коня, заставляя его тронуться с места.

Уве было пригорюнился, но тут же расплылся в довольной улыбке и потер озябшие ладони.

— Остановимся обсохнуть, магистр?

— И не только обсохнуть! — не оборачиваясь, бросил Микаэль.

Я возражать не стал.

Мы обогнули небольшую запруду, отделенную от реки каменистой насыпью, и въехали в открытые ворота. Сбоку была выстроена конюшня, насколько удалось разглядеть через распахнутую дверь, сейчас пустовавшая. Дальше шел птичник, перед ним копошились в грязи утки и гуси, а куры прятались от дождя под навесом. Свиней в небольшом загончике сыпавшаяся с неба морось нисколько не смущала, они стояли у забора и пялились на нас своими маленькими злыми глазками.

Собак во дворе не оказалось, зато из сарая вышел с вилами громила поперек себя шире. Да и появившийся на крыльце дома пожилой мужик был крепок и кряжист. А еще — кудлат и бородат; прятавшиеся под кустистыми бровями глаза глядели настороженно и цепко.

Он что-то произнес на местном наречии, я отозвался на североимперском:

— Не понимаю!

Мужик озадаченно крякнул, а после спросил чисто и четко, пусть и с заметным акцентом:

— Заблудились?

— Нам бы на тот берег переправиться, любезный! — пояснил я, не спеша выбираться из седла.

Дядька нахлобучил на копну черных, с проседью волос высокую шапку, запахнул отороченную мехом и украшенную вышивкой жилетку и вышел под дождь. Одет он был небедно, держался уверенно и с достоинством, а значит, либо управлял хозяйством местного сеньора, либо и вовсе сам владел постоялым двором.

— Брод здесь, все так, — степенно произнес мужик. — Только дожди последние дни шли, нешто не видите? Вчера только чуток распогодилось, с утра воды будет меньше. Завтра переправитесь.

— А сегодня? — озадачился я. — Никак?

— Почему никак? Можно… — не слишком уверенно ответил дядька и указал на едва проглядывавшее через облака пятно заходящего солнца. — Токмо темнеет уже, поберегли бы вы лошадок, валуны на дне, не приведи небеса, покалечатся…

Мы с Микаэлем переглянулись, и я спросил:

— А ближайшие переправы?

Мужичок ответил без малейшей заминки:

— Мост тут рядышком был, его паводком смыло, а до каменного ниже по течению полдня ехать. Засветло не успеете. Оставайтесь лучше на ночлег! Ну посудите сами — много ли по такой собачьей погоде отмахаете?

— Лангенкомхен далеко отсюда? — уточнил я.

— Утром выедете — к полудню доберетесь.

При этих словах Уве посмотрел на меня с нескрываемой надеждой, а маэстро Салазар хмыкнул и поставил вопрос ребром:

— Вино есть?

— Вина не держим, — разочаровал его хозяин. — Но без выпивки не останетесь, и накормим от пуза! Вам порося заколоть, курочку зарезать или рыбку будете?

Маэстро Салазар окинул взглядом тощих свиней и скривился.

— Точно не этих.

Я нехотя выбрался из седла и кинул поводья мужику, тот немедленно рявкнул:

— Элуф! — а после добавил что-то на местном наречии.

Громила прислонил вилы к стене, вытер ладони о штаны и поспешил к нам. Скошенный лоб, массивные надбровные дуги и выпирающая челюсть придавали ему звероподобный вид, из уголка рта на подбородок стекала тоненькая струйка слюны. А вот одет он был в добротную робу старинного кроя, шоссы и, что удивительней всего, в кожаные сапоги, а вовсе не в обычные для кметов деревянные ботинки.

Хозяин перехватил мой изучающий взгляд и пояснил:

— Племяш немного не от мира сего, но безобидней некуда. И мухи не обидит! За лошадками вашими наилучший уход будет, не сомневайтесь!

Я отвязал притороченный к седлу вещевой мешок, и мужик напомнил о своем вопросе.

— Свининка, курочка или рыбка? — угодливо заглянул он мне в глаза.

Судя по всему, путники останавливались на постоялом дворе нечасто, а дрянная погода и вовсе лишила хозяина всякого заработка, поэтому его заинтересованность в гостях была вполне объяснима.

— Звать тебя как? — спросил я.

— Стин, — сообщил мужик и огладил широкой ладонью бороду.

— Что за рыба, Стин?

— Угорь и форель.

— Тогда рыбу, — решил я.

— Рыбу-рыбу, — проворчал Микаэль, накинул поводья на столбик и прошел в дом.

Там он кинул мешок с пожитками в угол, снял плащ и уселся на ближайшую к очагу лавку. Уве расположился по соседству и с блаженной улыбкой вытянул к огню озябшие ладони, а Марта уставилась на выглянувшую из кухни девушку.

Была та пышногруда и крепко сбита, если не сказать полновата, но при этом удручающе некрасива. Из-под чепца выбивались мышиного цвета волосы, а черты круглого лица словно стиснула невидимая рука, они казались несоразмерно маленькими по сравнению с лбом и пухлыми щеками, что производило весьма отталкивающее впечатление. Еще и глазки были близко посажены, будто у тех свиней из загона. Девица состояла в несомненном родстве с Элуфом, и оставалось лишь надеяться, что умом ее небеса не обделили и нас не накормят тухлой рыбой или помоями.