— В полумиле к югу деревенька есть, Каллегайзе. Как ее староста велел мост поставить, так телеги на Лангенкомхен и пошли через них. Крюк, почитай, в почтовую милю выходит, но по весне да осенью здесь увязнуть в два счета, а там дорога получше будет. В этом году паводок сильный был, мост подчистую смыло. Теперича у нас дела на лад пойдут. — Он почесал затылок. — Пока его еще обратно отстроят! Но, глядишь, и не в этом году…
— Повезло вам! — пьяно улыбнулся Уве, навалился на стол грудью и, устроив подбородок на выставленных перед собой руках, осоловело уставился в огонь.
— А то ж! — согласился со школяром хозяин и отошел.
Марта осуждающе поглядела на школяра, ткнула двузубой деревянной вилкой в кусочек угря и отправила его себе в рот. После перевела взгляд на маэстро Салазара и покачала головой.
— Пропойца! — послышалось мне.
Микаэль и в самом деле был вдрызг пьян, при этом, в отличие от моего слуги, останавливаться не собирался и упорно вычерпывал из бочонка остатки грюйта. Я сильного опьянения не ощущал, просто приятно шумело в голове, да еще нисколько не хотелось идти спать. Лавка невесть с чего стала на удивление удобной; так и сидел на ней, откинувшись спиной на стену. Было тепло и хорошо, тело наполняла приятная расслабленность, сознание же оставалось предельно ясным.
Тильда начала убирать со стола и тихонько запела какую-то песенку. Голос кухарки оказался на диво мягким и чистым. Слов я не понимал, но интонации убаюкивали; в глаза словно сыпанули песка, веки начали слипаться сами собой. Уве так и вовсе, как полулежал на столе, так и заснул. Я решил, что по лестнице его точно не потащу. Проспится, сам поднимется. А продрыхнет в общем зале до самого утра, тоже не беда. Едва ли к нему кухарка приставать станет; тут, скорее, Микаэлю ночного визита опасаться стоит. К слову, маэстро Салазар и сам прикорнул в обнимку с пустым бочонком.
Я вознамерился растолкать Микаэля, но вместо этого зевнул и сонно моргнул, а когда кое-как разлепил веки. Марты за столом уже не было. Что-то резко стукнуло у кухонной двери, я повернул голову и не поверил собственным глазам: хозяин постоялого двора обхватил ведьму под руки, а его придурковатый племянник удерживал девичьи ноги. Мощная хватка бородача не оставляла Марте шансов извернуться, рот зажимала широкая ладонь. Миг — и похитители заволокли жертву на кухню.
Ангелы небесные! Я попытался вскочить, закричать, схватиться за оружие и ничего этого сделать не смог. Тело обмякло, расстояния и пропорции исказились, мысли текли вяло-вяло, словно все это происходило во сне.
Опоили?!
Но нет, дело было не только в грюйте — Тильда больше не шептала непонятную песенку себе под нос, ее голос повысился до крика, а ни Микаэль, ни Уве так и не проснулись. Да и на меня обрушилась очередная волна сонливости и расслабленности. Лихорадочным усилием воли я заставил сознание слиться с незримой стихией, только лучше бы этого не делал. Никакие силовые плетения не опутывали мое эфирное тело, кругом властвовал хаос. Верх и низ беспрестанно менялись местами со сторонами света и друг с другом, те и сами кружили, затягивая в истинный водоворот безумия. Травяное пиво самым пагубным образом сказалось на самоконтроле, меня крутило и мотало, словно щепку в бурном потоке. Удалось заметить лишь, что вблизи Тильды эфирное поле дрожало и колыхалось заметным муаром, а еще — ее прежде тусклые глаза сейчас сияли пронзительным зеленым огнем. Ведьма! Как есть ведьма!
Кухарка не использовала никаких стандартных формул, она попросту изменяла действительность одной своей волей. И совершенно точно была не в себе. Мир потерял стабильность, всякое движение могло обернуться потерей равновесия. Чарующая песня так и рвалась в голову, навевая сонливость, апатию и безразличие. Опьянение мешало отмести тлетворное воздействие ведьмовских чар, и только усиленные ментальные блоки удержали разум от падения в бездну забытья, да судорожно вцепившаяся в столешницу правая рука не дала завалиться на бок. Вот разожму ее — и упаду, не сумею обрести равновесия в этом море хаоса.
Начав проговаривать молитву о ниспослании ясности разума, я свободной левой рукой дотянулся до выложенной на лавку перевязи, но волшебную палочку хватать не стал. Нестабильность незримой стихии и опьянение предельно усложняли работу с эфирными плетениями, так что пальцы легли на рукоять пистоля. Я выдернул его и рывком устроил перед собой. Тело ощущалось бесчувственной деревянной колодой, но кухарка стояла от меня не далее чем в дюжине шагов, промахнуться на такой дистанции было решительно невозможно.