Ревенант

Мучимый похмельем школяр с благодарностью кивнул и спешно ушел в дом. Я оставил костер прогорать и отправился в обнаруженную на задворках мыльню. В тесном помещении стояли две деревянные бадьи, маэстро Салазар уже натаскал в них воду, а заодно наполнил и чан над растопленной печью. Пока та грелась, Микаэль усиленно оттирал одежду от грязи, крови и невесть чего еще, а попутно запускал кружку в полупустой бочонок грюйта, благо притащить его с собой не забыл. Идти в дом не хотелось, я позаимствовал кружку подручного, хлебнул травяного пива, затем разделся и начал приводить в порядок собственное платье. После сегодняшних приключений дело это оказалось не из простых, занимались им до тех самых пор, пока мыльня не прогрелась, а в чане не забулькал кипяток.

Установив бочонок ровно между бадьями, мы забрались в теплую воду и принялись передавать кружку друг другу. Нервное напряжение понемногу отступило, сгинул назойливый осиный гул. Захотелось провалиться в блаженное забытье, но Микаэль и без того ждал достаточно, дальше откладывать разговор он не пожелал.

— Что это было, Филипп?

— Ты о ведьме?

— Вот только не надо этого! Я о стекляшке, которой ты в нее запустил! От шара так и несло запредельем!

Я с обреченным вздохом забрал у маэстро кружку, надолго приник к ней, а после выложил все как было. Впервые за долгие годы я не жонглировал словами, искусно сплетая правду и выдумку, а как на духу рассказал о своей попытке поработить тень князя запределья. И зачем это понадобилось, умалчивать тоже не стал.

Микаэль выслушал меня, покачал головой и черпанул кружкой из бочонка, но пить не стал и спросил:

— Знаешь ты кто, Филипп?

Я промолчал, ожидая самых резких сравнений, и оказался не прав. Маэстро Салазар сумел меня удивить.

— Ты мертвец, — объявил он. — Филипп Олеандр вон Черен давным-давно мертв!

Невидимая рука стиснула сердце, и я нехотя попросил, через силу выдавив из себя:

— Поясни!

— Ты перестал существовать для мира живых в тот миг, когда вслед за братом сунулся в злополучный подвал. Ты ходишь, дышишь, у тебя бьется сердце, а из ран течет кровь, но это лишь видимость. У тебя есть только одна цель, ты одержим ею, Филипп, и не способен отдавать отчет своим действиям. Живые так себя не ведут.

— Я просто хочу спасти брата.

— Он давно мертв!

— Душа бессмертна.

— И в этом ее беда! Сколько лет назад душа твоего брата попала в запределье? В кого он успел за это время переродиться, а? Кого ты вытащишь из запределья, ты думал об этом?

Я покачал головой.

— Мой брат все эти годы находится во владениях Осиного короля, а князья никогда не выпускают добычу из рук, не оставляют ей шансов освободиться. Смертные в их владениях обречены на вечные муки. Не сравнивай их с беспокойными духами. Не в моей власти вернуть брата к жизни, но обеспечить ему достойное посмертие я могу.

— Можешь-можешь, — поморщился маэстро Салазар. — Но лучше бы тебе подумать о собственной душе.

Мы какое-то время просидели в бадьях молча, а потом Микаэль вдруг расхохотался так, что расплескал пиво.

— Я вспомнил! — сказал он, отсмеявшись. — Вспомнил, как на вашем берегу Рейга называют таких, как ты!

— И как же?

— Ревенант. Филипп — ты чистейшей воды ревенант!

Я выдернул у подручного кружку, глотнул грюйта и фыркнул.

— Можно подумать, ты сам не умер в Лаваре.

— Умер, — легко признал мою правоту маэстро Салазар. — Но у меня нет цели, и потому я свободен в своих поступках. Могу убивать людей, а могу и не убивать. Думаешь, почему я до сих пор таскаюсь за тобой, будто хвостик? — Он беззвучно хохотнул. — С тобой не приходится скучать и всегда вдоволь вина, ревенант!

Я плеснул в Микаэля мыльной водой и закрыл глаза.

Ревенант? Пусть так. Теперь в любом случае уже ничего не изменить. Выбор сделан, и надо идти…

До конца!

Часть третья. Риер

Глава 1

1

На следующий день с постоялого двора мы не съехали, и причин тому было превеликое множество, начиная плохим самочувствием после вчерашней попойки и заканчивая парой мертвых тел на леднике. Микаэль хоть и принялся накачиваться грюйтом с самого утра, от своей идеи преподать Марте урок анатомии не отказался, с хмурым видом передвинул один из уцелевших столов поближе к окну и спустился в подвал, куда вчера уволок покойников. Беспрестанно изрыгая проклятия и богохульства, маэстро вытянул к нам труп хозяина, водрузил его на столешницу и принялся сноровисто срезать заиндевевшую за ночь одежду.

У меня и мысли не возникло ему помочь, но и останавливать не стал. Чувствовал я себя не лучшим образом не столько даже по причине банального похмелья, сколько из-за вчерашнего буйства незримой стихии. Пусть и получилось удержать под контролем сознание, эфирное тело все же изрядно потрепало, что и обернулось апатией, вялостью и сонливостью. Трястись весь день напролет в седле я был решительно не способен, к тому же дорожная одежда за ночь толком не высохла, была влажной и липкой, а парадное платье по такой погоде очень скоро превратилось бы в лохмотья.