Я понимала, что – вот оно, началось! Теперь с каждым днем незаметно и закономерно сын начнет отдаляться от меня. Сейчас он, как губка, впитывает в себя все новое и это не только знания. И только сейчас начинается истинно его жизнь, а дальше она станет совсем личной… Я не знала, как поступить дальше. И вспоминался Рауль с его словами о юбках. Наверное, сейчас он дал бы сыну возможность начать принимать собственные решения. Страшная торба была одним из них. Но сумка – ерунда! Мой менталитет она не шокировала. А вот правильно ли это было? Существовало подозрение, что за моим мужем – сыном герцога, в детстве носил сундучок слуга.
Советоваться с Дешамом по этому поводу было неловко – в силу обстоятельств перед его внуком этот вопрос не стоял. Он станет инженером и будет строить фортификационные сооружения – весьма достойное занятие, но это немного не то.
Мы с Клер договорились о фиксированной сумме, которую я буду выделять ей раз в месяц. Она привычно хозяйничала в доме, мальчики уходили в университет, а мы с Жаком – в цитадель, пропуск в которую он для меня организовал. И я вспомнила прошлые годы и прошлые заботы - помогала доктору, у которого сейчас был только один помощник-медбрат.
Всё там было знакомо - так же нависали над головой арочные своды лазаретного каземата, так же были расположены операционные столы и места хранения… Я много работала эти дни и привычно много плакала – просто так. Вытирала глаза и снова работала. Всё, как тогда - шила перевязочные пакеты и крепкие мешочки с завязками, чтобы при надобности наполнить их раскаленной в печи крупной серой солью – зима была периодом отита. Готовила болтушки на прополисе от грибка ног, и мази от радикулитных болей по рецептам Дешама, вместе с медбратом ухаживала за больными простудой, что-то еще…
Однажды, поговорив с кем-то из офицеров, он принес нехорошие вести – Габсбургов опять косила оспа и буквально на днях от нее умерла дочь Марии-Терезии, а перед этим - сын. Доктор расстроено рассуждал насколько серьезной может стать эта эпидемия. А страшная последняя, унесшая десятки тысяч жизней, случилась во Франции приблизительно пятьдесят лет назад.
Я напряженно слушала, а в памяти всплывало…
Удивительно, что и запомнилась-то информация только потому, что прозвучала в связке с пикантной сплетней многовековой давности. Будто бы школа для девочек-аристократок под названием «Олений парк» была превращена фавориткой короля мадам Помпадур в королевский гарем. Людовик XV страшно боялся заразиться сифилисом. Но по иронии судьбы в том самом Оленьем парке подхватил черную оспу от одной из воспитанниц и в итоге умер.
Для меня эти воспоминания самым тяжелым образом наложились на известия из Вены - сейчас Францией правил тот самый король…
Несколько дней после страшного известия я существовала будто в параллельной реальности. Мысли скакали и метались, я часто выпадала из разговора и скоро стала просто уходить и уединяться – думала. Непродуктивно, паникуя, скачками, отчаянно! А еще было стыдно…
До сих пор я не придавала значения тому, что лица многих солдат были со следами оспенных рытвин. Для человека, жившего в XXI веке, они ожидаемо ассоциировались с почти безобидной ветрянкой. Но не для медика же? Но я и сифилис-то вспомнила, только ощутив прямую угрозу. Оспа же вообще серьезно не воспринималась. Осознание своей профессиональной никчемности буквально гнуло к земле.
Игривая справка из истории болезни Людовика прозвучала на занятиях в колледже, там же нам рассказывали и о первой из прививок – вариоляции. В Европу её идею, опять же, привезли с передового в вопросах медицины Востока. Но смертность от неё была довольно высокой и возможно из-за методов проведения. Вместо того, чтобы слегка смазать место прокола содержимым пустулы, некоторые врачи делали мышечный надрез и буквально заливали его гноем, взятым от больного.
Всё вместе – болезнь и уход Рауля, переезд, страх расставания с сыном, напряженное ожидание ответа от де Рогана, а теперь еще и эпидемия оспы, угрожающая перерасти в пандемию… Сама не ожидала, что все это ударит по мне настолько сильно. Понятно, что последние месяцы сделали психику уязвимой и нестабильной, потому и бесконечные слезы. Но их я воспринимала нормально, они давали облегчение и когда-то пройдут. Но тревожность! Она зашкаливала. Непонятное напряжение свернулось тугим клубком и буквально распирало меня изнутри. Я перестала спать – ворочалась и по полночи пялилась в потолок, заболевая, наверное, страхом.
Ко всему прочему к мои услугам была память, и она хранила общеизвестные исторические подробности. В том числе о том, как сама Мария-Терезия буквально загоняла сопротивляющихся дочерей молиться о покойных родичах в склеп, пропитанный миазмами оспы. Но она не знала… зато знала я. А еще я знала способы спасения – вакцинация и карантин.