Выведенный из себя беспардонностью адвоката, Рафаил вздумал раскопать, за какие же грехи того вытурили из военной прокуратуры. Направил запрос в Наро-Фоминский гарнизон. Из полученного ответа следовало, что майор юстиции Сизов уволился по собственному желанию. Ежу понятно, что за год до выслуги сотрудники по-хорошему на гражданку не сваливают. Слишком тяжело даётся прокурорская пенсия, чтобы махнуть на неё рукой на финише. Экс-коллеги шепнули Сизову про интерес, проявленный к его персоне подразделением по борьбе с оргпреступностью. Адвокат примчался в РУБОП с разборками, учинил скандал, на каком основании копаются в его частной жизни, грозил жалобой. У Рафы хватило разума сдать назад. Перейдя в прокуратуру, он не раз порывался прищучить рьяного адвокатишку, гадившего, как дюжина обычных, но всегда его осаживал Кораблёв, противник открытых военных действий.
Многие отличали незаурядное внешнее сходство Сизова с бардом Розенбаумом, только в миниатюре. Так же, как и брутал Александр Яковлевич, Ростислав Андреевич, облысев, брил череп наголо. Его казацкие вислые усы аналогично порыжели от заядлого курения. Задушевный баритон адвоката имел похожий хриповатый тембр. И одевался Сизов, как артист, стильно и дорого. Наряжаться ему было с чего, бабло он поднимал неслабое. Да что там одёжка? Двухэтажную хоромину возвёл он по соседству с УВД и Христорождественским собором.
— Почему не предупредили, что ФСБ будет? Я бы сухарей насушил заранее, — обнаружив в кабинете Яковлева, Сизов театрально ужаснулся.
В следующую секунду он уже хвастался белоснежной протезированной улыбкой:
— Здравствуйте, господа!
Приветствием ограничился словесным. Совать руку воздержался, дабы не попасть впросак.
— Господа в Париже, — смурной Яковлев ответил цитатой из «Собачьего сердца».
— И мы с супругой туда в июне собрались, — жизнелюбиво поведал адвокат. — К делу? А то в десять тридцать у меня судебное у Глазова.
Фээсбэшник, разумеется, не случайно оказался в нужном месте в нужное время. Сценарий действий они с Самандаровым выработали в соавторстве. Штурмовщина наложила на обоих заметный отпечаток. Яковлев осунулся, почернел, у плохо выбритого Рафы слезились воспалённые глаза. Но настрой они демонстрировали боевой. Знали — обратный ход заказан. В особенности Яковлеву. По факту утраты валюты, полученной им для проведения оперативного эксперимента, управление начало служебную проверку.
— Ростислав Андреевич, мы готовы войти в положение Левандовского. Жена всё-таки у него пострадала, не чужой человек, — следователь заговорил по-бульдозерному напористо. — Признайте вину, выдайте деньги, и мы свозим его в больницу. Пусть пообщается с супругой. Кто знает, как оно обернется. Законом, конечно, не предусмотрено, но я, так уж и быть, пойду на нарушение, а Тимур Эдуардович обещает любезно выделить сотрудников и транспорт.
Сизов озабоченно сморщил загорелое лицо:
— А как же моё ходатайство? С учётом чрезвычайности ситуации я ставлю вопрос об освобождении клиента. Ему сейчас необходимо заниматься спасением жены. Лекарства доставать, решать вопрос по переводу в Москву в хорошую клинику…
— Она в реанимации, нетранспортабельна, какая на фиг Москва?! — резкостью выпада Яковлев выдал силу натяжения нервов.
— Разрешите, я отвечу Ростиславу Андреевичу, — следователь не хотел, чтобы переговоры обернулись сварой. — Ходатайство ваше я рассмотрю в установленный законом срок. У меня трое суток.
— Ну-у, — гримаса адвоката сделалась страдальческой, словно он лично испытывал острую физическую боль. — Какие трое суток? Это неприемлемо…
— Вы только сами решение не принимайте. Передайте наши слова Левандовскому. Пусть он выскажется, — Рафа гнул своё.
— Разумеется, передам, но, боюсь, меня он всерьёз не воспримет. С ним лучше вам пообщаться, — адвокат понимал щекотливость момента.
Самандаров по таким поводам не комплексовал:
— Давайте мы поговорим, но в вашем присутствии. Чтоб он наши слова, как давление, не воспринял.
— Когда?
— Прямо сейчас! Я на колёсах, сгоняем в ИВС, за полчаса управимся.
Сизов глянул на циферблат понтового хронометра, который носил браслетом на волосатом запястье. Прикинул запас времени.
— Только если не тянуть резину.
В этот момент у него на поясе в чехольчике взорвался бурной полифонией мобильник.
— Жду на улице, — объявил адвокат, извлекая телефон и покидая кабинет.
— Так, компьютер выключать не буду, — следователь крутнулся на креслице к сейфу, повернул торчавший в скважине замка ключ, подёргал ручку. — Полетели!
— Рафаил Ильич, — фээсбэшник притормозил его, — полагаю, разговор следует провести без меня.
— Почему? — Самандаров, реактивно обежавший стол, на ходу подхвативший дипломат, изумился.
— Вы — процессуальное лицо, я — оперработник. Топорно получится, — объяснения не выглядели убедительно.
Действительную причину Рафа разгадал. Комитет, как обычно, прятался за чужие спины. Если подозреваемый вздумает накатать жалобу, отписываться придётся следствию.
— Могу и один, — Самандаров прошёл рубоповскую школу, где по одному месту ладошей гладить не привыкли.