Необычно суровой показалась первая проведённая в Сибири зима. Трещали разрываемые морозом деревья в Тайге. В неподвижном, загустевшем от стужи воздухе звуки эти походили на орудийную пальбу.
Страшнее пушек косили морозы согнанных Шпанбергом мужиков, но это не останавливало лейтенанта. На место обессилевших, обмороженных нагонял из окрестных деревень новых людей, и к весне успел завершить строительство барок.
В начале мая, когда подули низовые ветра и вскрылась Лена, поплыли к Якутску вслед за уходящим льдом. Беринг был доволен своим помощником. Шпанберг сделал всё, что ему было поручено.
Чириков повёл в Якутск второй караван.
Непривычно суровой была зима, но ещё непривычнее оказалось сибирское лето. Давно ли вскрылась ото льда Лена, ещё и месяца не миновало, а уже наступила нестерпимая жара. Что-то непонятное творилось в небе. Тучи то плыли навстречу друг другу, то разбегались в разные стороны, а в высоте над ними неподвижно стояли белые перистые облака. Ночью берега затягивало белесоватой стелющейся мглой, и когда снова пригревало солнце, небо покрывалось пепельной дымкой. Сквозь неё, малиновое, просвечивало солнце. Трудно было дышать...
Местные казаки объясняли, что это сухой туман... Бездожие... Троицких дождей не было, дай Бог, чтоб Петровские не обошли землю... Иначе — неурожая не миновать...
Острог стоял примерно в версте от берега. Длинною улицей вытянулись дома, прячущиеся за оградами, сложенными из стволов лиственниц... Сам острог тоже был огорожен бревенчатой стеной. Тяжело возвышались над ним рубленые, потемневшие башни.
К восточной башне, прямо над воротами в острог, балкончиком была прирублена избушка на три окна. В избушке сидел казак.
— Откуль будешь, крещёный? — спросил он, когда Чириков остановился перед темнеющей на стене иконой Спасителя, чтобы осенить себя крестным знамением.
— Господина капитана Беринга ищу! — отвечал Чириков. — Открывай ворота.
— Не заперто... — утирая рукавом нот, ответил казак. — Укочевавши все, от кого запираться? Разве от Мартына Чумы? Так ведь не велено...
Поправив жаркий парик, Чириков вошёл в прохладу похожих на длинные сени ворог. Несколько десятков изб теснилось в остроге. Прямо у ворот стояли пушки. Когда Чириков дотронулся до одной, тут же отдёрнул руку. Ствол раскалился, словно из пушки только что палили.
— Где капитана Беринга найти? — спросил Чириков у спустившегося вниз казака.
— У воеводы сидит... — отвечал казак. — Мартын тоже там. Вой, тая изба, в которой кричат...
У воеводы Полуэктова серьёзный разговор шёл.
— Всё исделано, господа капитаны! — говорил Полуэктов. — Как господин губернатор указывал, так и исполнено. Гайдемарину вашему плотников дал, он их с капралом в Охоцк отправил. Должно быть, уже построен корабль... Попадайте с Богом в Охоцк да плывите скорее, куды велено. Бог вам в помощь!
Уже не первый раз, видно, воевода повторял это. Не первый раз и Беринг повторял, что в Якутске экспедиции надобно запастись провиантом на несколько лет, а кроме того — это тоже в письме Долгорукова писано, — надобно предоставить людей для вспоможения команде, и главное — лошадей, чтобы перевезти грузы...
— Всё, что могу, — дам... — взглянув на вошедшего Чирикова, тускло проговорил Полуэктов. — А чего не дам — не взыщите. Якуцк — сами изволили видеть — невелик город. Триста дворов всего. Ясак собирать некому. А деревни и так уже вами исщипаны...
Мог воевода и впрямь немного. В бесконечных перепалках тянулись уныло-жаркие дни. По вечерам гардемарин Чаплин, живший вместе с Чириковым в пустой — хозяева укочевали на летний алас — якутской избе, записывал в журнале унылую летопись...
«Июль. Пятница 1-го. Куплено в морской провиант 9 быков. Прислано от канцелярии служивых 11 человек. Послано за реку 12 быков. Рубили железо в мелкие штуки для прибавки в сумы, в которые не вмещается по 2 с половиной пуда. Просил словесно воеводу о служивых: 1) чтоб изволил прислать немедленно; 2) ежели завтра к вечеру нас не отправит, то все материалы привезём в город или пришлём письмо, которое вам не угодно будет. Ответствовал словесно на 1) служивых сколько сберём, тех и пришлём; 2) как изволит господин капитан, понеже людей мало».
Поскрипывало перо, кончался пятисотый день экспедиции.
Воевода Полуэктов тоже упражнялся в сочинительстве. По вечерам составлял длинные жалобы на Беринга, прикладывал печать с орлом, вонзившим в соболя когти... Отправлял воевода жалобы в Тобольск и Петербург, но здесь, в Якутске, перечить боялся — всё бы отдал, лишь бы поскорее избавиться от непрошеных гостей...
Скоро Беринг понял, что если ждать, пока соберут весь необходимый провиант, потеряется ещё один год.