— Отставленный от службы в январе сего года капитан второго ранга Витус Беринг просит о зачислении на флот...
Пётр нахмурился, что-то припоминая:
— Это который сам подавал в отставку?
— Точно так! — отвечал Апраксин.
— Какой же он капитан, коли решения меняет беспрестанно?
— Осмелюсь доложить: в отставку Беринг от несправедливой обиды просился. Ваше императорское величество изволили повелеть: иноземцев, которые в нашей службе токмо временно, снизить рангами против русских людей. Под действием сих мер и находился капитан Беринг. А теперь он обязался до смерти у нас служить.
Пётр молчал, и Апраксин осторожно добавил:
— Беринг весьма искусный мореплаватель. С Белого моря в Балтику корабль водил. В Ост-Индию ещё до русской службы вояж имел.
— В Ост-Индию? — Пётр взял беринговский рапорт и быстро пробежал глазами. С обеими Индиями соединялось государство теми бесконечным сибирскими землями, что, как в сказке, без сражений, без крови, без истощения народного были добыты отцом и прежними царями. Пётр никогда не был в Сибири, и сейчас он, привыкший всё видеть своими глазами, снова почувствовал смутное раздражение, не умея представить несусветную даль подначальной земли. Всегда ему казалось, что всё в Сибири устроено неправильно, на авось... В одну из таких минут, три года назад, Пётр приказал повесить перед окнами Юстиц-коллегии сибирского губернатора М. П. Гагарина, заподозренного в «великом воровстве». Восемь месяцев провисел в петле князь, но и этого Петру показалось мало. Он приказал укрепить полуистлевшее тело Гагарина железной цепью и снова поднять на виселицу.
Пётр вспомнил об этом, и лицо его стало жёстким.
Пора, пора было заняться и Сибирью. Вся эта сказочная земля тоже должна быть измерена и сведена в реестры.
— Бе-ринг... — вслух проговорил он.
Имя звучало в лад той мысли, что владела им.
— Витус Беринг... — осторожно подсказал Апраксин. — Весьма, весьма, но мнению адмирала Сенявина, опытный мореплаватель...
— Оставь рапорт! — приказал Пётр. — Надобно обдумать сие дело.
7 августа 1724 года было объявлено, что «августа 5 дня Его Императорское Величество, будучи у всенощного пения в церкви Живоначальной Троицы, изустно его сиятельству генерал-адмиралу Апраксину приказал принять Беринга назад в русскую службу».
10 августа Беринга произвели в капитаны первого ранга.
Никто: ни сам Беринг, ни хлопотавшие за него Сенявин и Апраксин не могли объяснить, чем вызвана неожиданная милость царя.
А осень в том году выдалась тёплой...
По вечерам Витязь Иванович — так теперь величали Беринга матросы сидел в чистеньком дворике и, попыхивая трубкой, разглядывал корабли на Неве. Вспоминал он и тихие улочки родного Хорсенса, и изрезанный фиордами берег, но воспоминания не мешали думать о России — второй родине, где умели ценить настоящих капитанов.
Все эти месяцы Беринга не тревожили. Никакой службы не назначали, и, может быть, кто-то другой и радовался бы необременительной жизни или, наоборот, нервничал, мучаясь неопределённостью... Беринг не радовался, не нервничал. Опытный моряк, проведший большую часть жизни на море, он наслаждался тишиной и покоем семейного уюта, спокойно готовясь к тому, что назначат царь и судьба.
В ноябре море само подошло к Берингову дому. С утра в тот день поднялся жестокий ветер, и вспучившаяся вода хлынула на городские улочки.
Из имущества почти ничего не удалось спасти. Унесли на чердак детей, несколько укладок с одеждой, да ещё Анна Матвеевна успела захватить горшочки с геранью.
На чердаке было холодно, Беринг прижимал к себе трёхлетнего Томаса. С младшим Ионасом возились жена и денщик.
Вода спала так же быстро, как и пришла. Ещё не начало смеркаться, а уже сошла вода с улиц, оставляя после себя разрушенные дома, разбросанные барки, брёвна, трупы лошадей и коров.
Несколько недель хлопотала Анна Матвеевна, уничтожая следы, оставленные наводнением, но дымили печи, выложенные изразцами, а стены, обтянутые крашеным холстом, были сырыми.
Тревогу и смуту принесло наводнение... По городу ходили слухи, будто бы, простудившись, слёг государь...
Наконец, в декабре месяце, Беринга вызвали в Адмиралтейств-коллегию, и генерал-адмирал Апраксин объявил, что но высочайшему повелению организуется камчатская экспедиция, командование которой государь намеревается поручить Берингу.
Толстым пальцем генерал-адмирал толкнул стоящий на столе огромный глобус, и, покачнувшись, поплыли перед глазами Беринга моря и страны, пока не упёрся палец генерал-адмирала, остановившись на самом краю неразрисованного глобусного пространства.