Ревизия командора Беринга

Генерал-адмирал Апраксин хотел что-то сказать напутственное, но как раз в это мгновение чуть качнулся ветер и из-за Невской першпективы полоснуло отчётливо различимым воем. Повешенный матрос под порывом ветра повернулся в петле навстречу крику, словно прислушиваясь. Его лицо, удивлённо склонённое набок, было незряче залеплено снегом.

Нахмурился генерал-адмирал Апраксии.

   — С Богом! — сказал он и махнул рукой.

   — С Богом! — перекрестившись, крикнул Чириков. — Пошёл!

Заскрипели полозья саней. Двадцать пять доверху гружёных подвод двинулось из ворот Адмиралтейства.

Усевшись в сани, Чириков смотрел на проплывающие мимо дворцы и лачуги. Мела позёмка. Не удержал тяжёлого вздоха лейтенант. Когда ещё увидит снова он этот город, когда снова суждено — и суждено ли? — обнять товарищей. Бог ведает...

Сухощавый двадцатидвухлетний лейтенант Чириков был ровесником Петербурга. Как и этот город, вся его жизнь строилась но воле и разумению Петра. Тринадцатилетним мальчишкой вместе с другими учениками Московской навигационной школы — Дмитрием и Харитоном Лаптевыми, Степаном Малыгиным, Семёном Челюскиным, Василием Прончищевым — привезли его в Петербург, чтобы укомплектовать Морскую академию.

Они не знали, что именами их назовут моря и проливы, острова и бухты... Они и не думали об этом. С семи часов утра будущие капитаны и лейтенанты под грохот барабанов маршировали на плацу, отрабатывая приёмы с мушкетами и фузеями, а после развода шли в классы, где в проходах, с хлыстами в руках, стояли отставные солдаты. Лично императором было приказано, что «буде кто станет бесчинствовать, оных бить, не смотря, какой б он фамилии не был». Часовой во дворе отбивал склянки. Скрипели перья. Свистели хлысты. Постигалась мореходная наука.

Прямо под окнами Морской академии строились на невском берегу корабли, и в торжественные дни будущие капитаны выстраивались в шеренги у верфи. В голубом кафтане с серебряным шитьём приходил сам император. Гремели пушки. Новый корабль медленно сползал со стапелей в невскую воду.

Четыре года назад состоялся первый выпуск. Лучшего ученика, Алексея Чирикова, произвели сразу в унтер-лейтенанты и оставили в Академии. Уже преподавателем. А теперь — новый чин, новое назначение.

В обычае петровского времени срывать людей с одного дела, чтобы начать другое... Плохо это или хорошо — лейтенант не задумывался. Иначе и не делалось. Нужных людей не хватало и так поступали со всеми...

В прикрытых рогожами возах, тащившихся к Вологде, невозможно было угадать задуманного императором корабля, но били склянки, отмеряя дорожное время, и, едва отъехали от Петербурга, Чириков приказал гардемарину Чаплину вести журнал.

   — Вроде как моря-то не видать ещё, Алексей Ильич... — сказал Чаплин. — Сколько ещё времени пройдёт, покуда плавание начнётся...

   — Для нас уже началось! — прерывая его возражения, сказал Чириков.

   — Коли так, то чего же? — ответил Чаплин. — В ближайшем «порту» и начну журнал. Как деревня-то, где мы остановиться думаем, называется?

   — Опёнкино, кажись, — ответил правивший лошадьми денщик Чирикова Фёдор.

Чириков ничего не сказал. Закрыв глаза, он полулежал в санях, и ему казалось, что это не сани покачиваются на зимней дороге, а палуба корабля, идущего но безбрежному морю... Скрипели полозья. Плыли над занесёнными снегом нолями.

Уже близка была Вологда, когда послышался позади заливающийся колокольчик.

   — Что в Петербурге слышно? — обратился Чириков к офицеру, нетерпеливо поджидающему, пока потеснятся неповоротливые возы, чтобы пропустить тройку.

   — Государь император преставился... — простуженным голосом отвечал офицер. — Везу манифест о восшествии на престол государыни императрицы Екатерины.

Чириков побледнел.

   — Трогай! — хрипловато крикнул офицер.

Кучер чуть приподнялся и вытянул кнутом застоявшихся лошадей. Снежная ископыть полетела в обожжённые морозом лица матросов.

Когда, подавленные и притихшие, въехали в занесённую снегом Вологду, в окнах уже мерцали огоньки. Низенькие дома тонули в сугробах, на крышах лежали тяжёлые снеговые шапки.

В воеводской канцелярии так и не удалось добиться толку. Генерал-лейтенант Чикин куда-то исчез, канцелярские чиновники испуганно шарахались от Чирикова... Весть, доставленная курьером, уже расползлась но городу.

   — Бедные-то каки, бедные... — причитала на Соборной площади старуха, разглядывая замерзших красноногих матросов. — Ужо и помер, а и с того света гоняет вас...

Слёзы текли из её потухших глаз, и Чириков не выдержал.

   — Пошла вон, карга! — закричал он и махнул рукой. — Ломай ворота, ребяты!

На свой страх и риск приказал занять пустующие в Гостином дворе амбары. Закатили на катках тяжёлые подводы, поставили караул. Всё. Корабль благополучно достиг указанной капитаном Берингом гавани, теперь можно было и команду расквартировать.

Беринг приказал ждать его в Вологде. Целую неделю ждал Чириков капитана.

Смутно, тревожно было... Матросы рассказывали, что забрали в приказную избу калечного солдата, хваставшего, будто он лично знает императрицу.