Ревизия психоанализа

Третьим элементом является пересмотренная модель человека. Вместо изолированной и лишь во вторую очередь социальной homme machine мы теперь имеем дело с первично социальным существом, которое есть только в смысле своих реальных отношений и чьи страсти и устремления коренятся в условиях его существования в качестве человеческого существа. Четвертый элемент – это гуманистическая ориентация, которая предполагает базовую идентичность потенциала всех человеческих существ, так же как и безусловное приятие другого как существа, не отличающегося от меня. Пятый элемент предусматривает социально-критическое познание конфликта между интересами большинства обществ в континууме их собственной системы и интересом человека в условиях полного раскрытия его потенциальных возможностей. Такое познание подразумевает отказ от принятия идеологий по их номинальной ценности; более того, оно подразумевает поиск истины как процесс освобождения от иллюзий, ложного сознания и идеологий.

Эти шесть сфер плодотворного развития психоанализа ни в коем случае нельзя отделять друг от друга. Напротив, все эти шесть сфер соединены в неразрывное целое, и следует надеяться, что в пересмотренной системе психоанализа будет достигнута их интеграция. Это большое несчастье, что до сих пор эти области лишь в небольшой степени перекрываются между собой. Тем не менее есть определенное удобство в том, чтобы рассматривать их по отдельности, чтобы лучше разобраться в том, что именно представляет собой «диалектическая ревизия психоаналитической теории».

Диалектическую ревизию можно осуществлять двумя подходами. Один требует повторного исследования и проверки данных Фрейда и его теоретических выводов в свете новых данных, нового философского фона и социальных изменений, произошедших за последние несколько десятилетий {022}. Второй подход предусматривает критику Фрейда, основанную на том, что можно назвать «литературным психоанализом». Каждый творческий мыслитель видит дальше, чем может выразить словами или чем он сам осознает, для того чтобы сформулировать свои теории; в результате он отдаляется от исходной области знания и перестает замечать другие – существующие или имеющие ценность – возможности.

Естественно, он выберет те элементы наблюдения и мышления, для которых располагает наибольшим числом данных и которые наилучшим образом укладываются в его рамки философии, политики и религии. Если мыслитель не выполнит такой отбор, он будет разрываться между несколькими возможностями рассмотрения и оценки фактов, что послужит препятствием на пути построения систематизированной теории. Каким же образом мы приходим к заключению о том, что подсознательно мыслитель рассматривал и другие возможности, то есть опережал самого себя? Возможный способ никоим образом не отличается от того, что происходит в психоанализе: мы делаем вывод о присутствии бессознательных идей, основываясь на пропусках, оговорках, недоговоренностях или, наоборот, многословии, на колебаниях, обрубленных переходах, сновидениях и так далее. В случае литературного психоанализа мы используем тот же метод, если не считать того, что в нашем распоряжении не оказывается сновидений. Анализируя конкретный способ, каким автор выражает себя, имманентные противоречия, которые он не смог полностью сгладить, краткое упоминание теории, на которую автор больше нигде не ссылается, повторное рассмотрение одних и тех же утверждений, пропуск возможного вывода гипотезы, мы можем сделать вывод о том, что автор, вероятно, рассматривал и другие возможности – но осознавал это настолько слабо, что они были выражены очень коротко и поверхностно. (По большей части речь в таких случаях идет об истинном подавлении.) Потребность в таком литературном психоанализе и его ценность будут отрицать либо те, кто отрицает ценность психоанализа вообще, либо те, кто считает, будто работа психолога, социолога, историка и так далее является продуктом чистого интеллекта, на который не оказывают влияние личностные факторы {023}.

В противоположность личному психоанализу психоанализ литературный направлен в первую очередь не на подавленные эмоции или устремления, а на подавленные мысли и искажения авторского мышления. Он нацелен на исследование и раскрытие скрытых мыслей и объяснение искажений. Можно с уверенностью говорить о том, что психологические рассуждения играют важную роль в анализе такого рода. В наиболее очевидном случае страхи автора удерживают его от верных логических умозаключений и заставляют неверно интерпретировать собственные данные или эмоционально окрашенные предубеждения мешают автору увидеть определенные изъяны его теории либо подумать о лучших теоретических объяснениях. (В случае Фрейда наиболее ярким примером являются его патриархальные предубеждения.) Однако истинное значение имеет не столько раскрытие эмоциональных мотиваций, сколько реконструкция идей, которые по каким бы то ни было причинам не вошли в явное содержание авторского мышления (или отразились в нем косвенным и неполным путем).