Ревизор Империи

К счастью, даже в этом мире время нельзя растянуть до бесконечности. Виктор это понял, вновь очутившись на свежем воздухе, и чувствуя как его бедро морально греет сложенная вчетверо заветная бумажка. Бродившие по небу с утра легкие тучки разошлись, и путь к Голландской Казарме казался ему простым и ясным, как это хрустально-голубое небо, в котором плескались молодые кудри невысоких березок, высаженных у домов хозяевами для возврата привычного деревенского уюта. Тем более, что он прожил в этих местах большую часть своей жизни, да еще и в нескольких реальностях.

Но не тут-то было.

Откуда-то из-за угла послышался свист, и на улицу тут же вылетело человек шесть пацанов с перекошенными лицами, босиком, в расстегнутых рубахах; пара из них была с кольями, один с гирей на цепи, у еще троих Виктор оружия не заметил, но было и коту ясно, что шобло собирается кому-то ввалить конкретно.

«Спокойно», подумал Виктор. «Если местные пацаны те же, что и в начале семидесятых, надо просто уйти в другую плоскость. Никакой реакции, как будто это тут каждый день и тебя не колышет».

Шобло с криками пронеслось мимо.

«Пронесло».

И не успел Виктор это подумать, как из-за угла вылетел поотставший седьмой, с обрезком трубы в руке. Свинцовой — это Виктор понял по характерному серому цвету.

«Блин, древний Рим какой-то».

— А ты че тут ходишь, — заорал пацан на Виктора и рванул на сближение, правда, не замахиваясь.

«Че, завязка?»

Выдергивать доску из забора было поздно. Виктор засунул руки в карманы (кто знает, что в этих карманах, может, кастет, может, нож или револьвер).

Пацан не тормозил.

«На вшивость? Или?»

Их разделяли шага три. Обоим бить еще рано.

— Шуба! Это хранцуз! — раздалось откуда-то сзади.

Пацан резко рванул в сторону, левой рукой приподнял на бегу картуз, крикнул «Звиняйте!» и бросился догонять своих.

«И шо это было? Француз — свой? Потому что тем пацанам жвачку дал? „Шуба!“ Француз-опасно? Или все думают, что вор? Где я еще по эрефовскому ботал?»

— Я вас узнал — лай собак перекрыл чей-то высокий надтреснутый фальцет. — Все батькам скажу… чай, шкуру-то спустят!

Из калитки вышел худощавый старик со всклоченной бородкой клинышком, размахивая суковатой клюкой вслед убежавшему кодлу.

— Вот ить анахристы! — продолжал старик, обращаясь к Виктору, — опять с Базара орловских бить погнали. Давеча-то когось из ихних орловские поймали, так вот таперича на их налетели. Благо родители на заводе, у кого батька, у кого и матка; четырехлетки вон открыли, а они, как учитель отпустит, и пошли. Надоть, как в старину, чтоб от зари и до зари, и с пеленок — на завод, родителям помогать. Вы ж, небось, помните старые времена, вам уж за тридцать давно, а?

— Давно, — согласился Виктор.

— А мне вот сорок, и хозяину я не нужон, одно внуков расти осталось. У вас внуки есть?

— Нет, нет пока.

— Ну так вы ж моложе…

«Хрен их разберет, Фрося вроде возраст верно угадала, с Парижской коммуной… Хотя что: ей все за тридцать дедами кажутся, а этому — молодой… И что делать, если на паровозном, или как там, возраст спросят? А, черт, документов все равно нет. По физическому состоянию можно и скостить. Лет десять».

…До Голландской Казармы приключений не было, если не считать сцены, когда на Церковной городовой отнял какого-то бухарика от фонарного столба, принародно дал ему в морду и отправил просыпаться. Судя по реакции окружающих, рукоприкладство тут было в порядке вещей.

«Стало быть, музыкант типа образованный, надрызгается — за ним присмотреть попросят, а простому мужику сразу рыло начистят. Новое кастовое деление. Хорошо хоть на способности смотрят, а не как у нас — на купленные дипломы».

Впрочем, Виктора проблемы гражданских прав и свобод уже не волновали. Было ясно, что здешний мир в первом приближении делится на тех, кому можно бить морду, кто может бить морду, и с кем можно обойтись без битья морд. По мере приближения к заводу грызло другое: Виктор не знал здешней системы конструкторской документации, почти не знал марок материалов и древней системы допусков и плохо помнил дореволюционные меры длины и веса. А это для конструктора главное. Оставалось лишь надеяться на местное преклонение перед заграницей. «Господа, во Франции давно метрическая система…»

Бахрушева на месте не было, его вызвали в заводоуправлении, и Виктор, чтобы не маячить в чертежном зале, мерил шагами куцый коридорчик второго этажа от большого фикуса в кадке до урны для окурков. Нетерпение достигло предела.

«И никакого прогрессорства», думал он. «Никаких супер-идей из будущего. Ты уже с купроксом свой лимит перебрал. Ну ладно, наткнулся случайно на свойства окисла. Будем держаться легенды обычного изобретателя».

Глава 17 Телефонное право