— В среду хотели в 10–00. Перспективы развития отношений. В том числе по экономике. Успеешь завтра на согласование текст привезти?
— Куда ж я денусь с подводной лодки? — усмехнулся я.
— До обеда привезёшь? Ещё же на согласование время надо.
— Постараюсь, — пообещал я и мы попрощались до завтра.
Второй звонок я сделал на радио.
Александра просила как можно скорее приехать в редакцию.
— Мы вас очень ждём, — заливалась она соловьём, — извините за недоразумение, что произошло в прошлый раз! Будем очень рады, если у вас получится сегодня найти время для встречи.
— Хорошо, — согласился я. Ну а что тянуть кота за хвост, тем более капитан Румянцев завтра, по-любому, будет интересоваться, как в этот раз прошли переговоры. — Давайте на двенадцать часов ориентироваться.
Положил трубку и подмигнул Тимуру, который с удивлением слушал из комнаты мои разговоры.
— А какое полотенце можно взять? — спросил он меня.
— Блин! Я забыл вам полотенца дать! — шлёпнул я себя по лбу и ринулся лазить по шкафам.
Только нашел и передал полотенца, как Вета тут же упорхнула в ванную.
— А ты во вторую иди, — показал я Тимуру в противоположный конец квартиры.
Не успел он полностью понять смысл сказанных мною слов, только брови начали удивленно подниматься, как раздался стук в дверь. Это оказался Яков Данченко.
— О! Ты вернулся! — радостно воскликнул он. — А мы тебя ждём уже который день! Баянов тебе обзвонился.
— Да-да, мне передали, — пригласил я его войти. — Только приехал, вот уже начал всех обзванивать, — показал я ему стопку записок.
— Боянов тебя очень ждёт, — умоляюще смотрел на меня Яков. — Мы сейчас, как раз, в театр едем на репетицию. Может, и ты с нами?
— Не могу, к сожалению, на радио уже встреча в двенадцать, — извиняющимся тоном ответил я. — А может, я после радио сразу к вам поеду?
— Отлично! Я Михаила Алексеевича предупрежу, — ответил довольный Яков, и, немного помедлив, явно гложимый любопытством, спросил: — А если не секрет, на радио зачем?
— Не секрет. Хотят, чтобы я там выступал у них. А про что конкретно, еще сам не знаю.
Похоже, он свою миссию выполнил… Может, и мне набраться наглости? — подумал я, взглянув на подвисшего в прострации Тимура, наблюдавшего за нами из кухни, крепко сжимая полотенце.
— Кстати, у меня просьба к вам есть. Брат вот с невестой приехали на пару дней Москву посмотреть. Не найдётся ли у вас двух контрамарок для них? — попросил я.
— Конечно, найдётся! — тут же оказался рядом с Тимуром Яков и протянул ему руку. — Данченко Яков.
— Полянский Тимур, — растерянно ответил брат, пожимая ему руку.
— Две контрамарки сегодня на вечер у вас, считайте, уже есть. Ну, мы ждем тебя сегодня часам к двум? — уточнил Яков и взялся за ручку двери.
— Да-да, — подтвердил я.
— Тогда, не прощаюсь! — кивнул он нам, не скрывая довольной улыбки, и выскользнул из квартиры.
— Это кто? — спросил ошарашенно Тимур, когда за Яковом закрылась дверь.
— Сосед с восьмого этажа, в театре «Ромэн» служит, — улыбнулся я, подходя к телефону.
— Служит? Это разве армейский театр?
— Точно не армейский. А почему так принято говорить… Так как-то сложилось исторически. Офицеры вот служат, солдаты, да актеры в театрах, — пожал плечами я.
Позвонил в редакцию. Вера радостно приветствовала меня и сообщила, что мой фельетон очень высоко оценили и очень просили побольше в таком же ключе писать.
— Понимаешь, сейчас критика в виде сатиры очень приветствуется, — перешла чуть ли не на шёпот она. — И твой фельетон попал, как раз, в очень нужную струю. Ландер тебя так хвалил!..
— Правда, что ли? — удивился я. Вот что значит немного разозлился…
— А карикатуру какую смешную к твоему фельетону нарисовали! Ты видел, вообще?
— Нет ещё, только приехал, только в дом вошёл…
— У тебя очень хорошо получаются фельетоны, давай пиши дальше! — велела она, опять перейдя на свой бешеный ритм. — Мы ждём!
— Да-да, уже пишу, — пообещал я и мы с ней любезно распрощались.
Пообещать-то я ей, конечно, пообещал, но где актуальную и острую тему взять? Похоже, у них там указания какие-то сверху насчёт критики в виде сатиры. Все же прекрасно понимают, что у нас в стране все средства массовой информации под контролем государства, цензура нигде не пропустит критику власти. А тут вдруг, получается, власть сама себя высмеивает, пропуская в печать подобные фельетоны… да еще, оказывается, и поощряет их! Что же, очень интересно получается… Критиковать власть, вроде как, нельзя, но высмеивать — пожалуйста!
Хотя… А если это такой ответ на критику Запада?
— Кто инакомыслие давит? Мы? Да вы что! Вы только посмотрите, что у нас в прессе журналисты себе позволяют в отношении чиновников!
В таком случае это очень дальновидно… И мой фельетон, как раз, в эту струю удачно попал, время такое… Надо пользоваться. Где же острый материал брать? Хотя… Что-то я туплю… Надо же просто по письмам, полученным из «Труда», пробежаться. Да еще к ребятам в Комитет по миру после театра наведаться. И наберу я таких острых тем, да еще и с избытком.