Ревность

Кажется, я старалась закрыть голову руками, пока сжималась в позу эмбриона. Неужели засилье бестолкового интернет-контента хоть на что-то сгодилось? Так и недосмотренные когда-то видеоуроки по самообороне были недальновидно, но бескомпромиссно мной заменены на томик женского романа…

Или же тело само инстинктивно свернулось в то положение, в котором предполагалось причинение наименьшего вреда извне… когда кулаки обрушились на меня непрекращающимся градом ударов…

Не имею представления кричала ли я, плакала ли, а может умоляла. Просто некая иллюзорность происходящего накрыла непроницаемым туманом.

Возможно, я всё-таки пропустила удар в голову, не знаю, не помню… Но появившиеся совсем внезапно, и будто из ниоткуда порхающие солнечные птички вокруг головы не желали улетать, закрывая обзор, не давая проявиться осознанности, собраться с мыслями, чтобы вспомнить о самозащите или позвать на помощь хотя бы тётю Машу. Сделать хоть что-нибудь…

Я лишь сворачивалась улиткой и просто терпеливо пережидала, когда всё закончится. Я не слышала, как муж рычал и ругал меня последними словами. Я слушала только щебет золотых птичек, вертляво кружащих вокруг головы. И совершенно выпустила из виду, когда муж перевернул меня на спину, разодрал платье, бельё и воткнул толстый член. Я только почувствовала, что в меня вошёл раскалённый прут, стало нестерпимо больно из-за чего непроизвольно согнулась пополам. Но сильная ладонь надавила на грудь, требовательно прижимая к полу, и мне пришлось, захлёбываясь воздухом, хрипами и слезами откинуться назад. Гера, не щадя разводил бёдра широко в стороны, грубо мял руками нежную плоть и продолжал таранить уязвимое нутро. Мышцы трещали от жестокого обращения, голова раскалывалась. А моя душа… мне чудилось я горю в аду, если он действительно существовал… Но терпеть всё сразу оказалось слишком сложно, боль физическая наслаивалась на душевную и наоборот… Нет… что-то одно… иначе я не выдержу. Отключив чувства и отринув эмоции, я сосредоточилась на теле, не окунаясь в боль физическую, памятуя прошлый страх, а будто плывя с этой болью рядом. Мы плыли долго, иногда в кромешной темноте, иногда в компании золотых птичек. С ними было веселее, ибо своим трескучим щебетом они помогали отрешиться от страданий, будто прогоняли их взмахами крыльев.

Время спустя я очнулась в странном месте, где кроме меня никого не было. Огляделась по сторонам, быстро мотая головой из стороны в сторону. Слабоосвещённая комната, в которой отсутствовали окна и двери, пустовала. Стены выкрашены серой краской, местами облупившейся, на полу затёртый линолеум с выцветшим рисунком, под потолком мерцала лампочка на длинном шнуре, и если бы я встала в полный рост, то с лёгкостью дотянулась до неё. Убедившись, что я одна, почему-то вздохнулось с облегчением; сидя на голом полу и прислонившись к одной из стен, я сильнее вжималась в неё спиной. «Здесь хорошо, безопасно». Откинулась затылком назад, и небывалая усталость опустилась на плечи, от чего руки, до этого обнимавшие подтянутые к груди колени, опустились по бокам, находя ладонями прохладный, шершавый пол. Зато дыхание наконец выровнялось и стало более полным, глубоким и размеренным.

Если долго, долго, долго,

Если долго по тропинке,

Если долго по дорожке

Топать, ехать и бежать,

Я вслушивалась в тихую знакомую мелодию, но задевающую, трогающую что-то внутри меня. Где я могла слышать забавную песенку? К тому же мне никак не удавалось сообразить откуда раздавались звуки.

То, пожалуй, то, конечно,

То, наверно, верно, верно,

То, возможно, можно, можно,

Можно в Африку прийти.

Интересно как там у них в Африках, жарко наверно… У нас поздняя осень, почти каждый день небо проливалось отвратительным моросящим дождём. Холод, сырость, промозглый ветер — даже если наденешь на себя много всего шерстяного, а сверху непромокаемого и непродуваемого, то сноровистый ветер в любом случае исхитрится и отыщет брешь в твоей броне, как бы тепло ты себя не укутывала. Наверно мы ежедневно соревновались с ветром кто кого. Грустно, он всегда побеждал… Встретившись с ним, после казалось, что кости покрылись инеем. Нет ничего хуже сырого, морозного ветра.

Вместе с тем перед внутренним взором неожиданно обрисовались синие глаза, заглядывавшие сразу в душу. Удивительно жутко, но эти глаза не искали, не знакомились, не выбирали; они уже знали за кем пришли, кого избрали своей будущей жертвой, поэтому они без малейшего промедления забирали, присваивали, порабощали, вынуждали. Погрузившись в синий взгляд, слишком поздно осознаешь, что напоминали они арктический лёд. Да, пожалуй, ледяные глаза заморозили бы куда быстрее, чем стылый ветер. Не хочу мёрзнуть, хочу в Африку, где тепло и солнечно, а вокруг все поют песни, танцуют и жуют бананы, падающие прямо на голову с пальм, растущих на каждом углу.