Читаем Ревность полностью

Кажется, дыхание А*** становится чаще, а может, это обман чувств. Левой рукой она все крепче сжимает нож. Тонкие усики насекомого шевелятся быстрее – то один, то другой.

Вдруг тварь изгибает туловище и начинает спускаться наискось, направляясь к полу, со всей скоростью, на какую способны ее длинные ножки, но салфетка, свернутая в комок, наносит удар еще более стремительный.

Рука с заостренными пальцами сжала рукоятку ножа, но черты лица не утратили неподвижности. Фрэнк отнимает салфетку от стены и ногой давит что-то на плитах пола, у самого плинтуса.

Где-то на метр выше остался темный отпечаток, маленькая дуга, изогнувшаяся вопросительным крючком, с одной стороны наполовину смазанная, окруженная там и сям более четкими знаками, от которых А*** так и не может оторвать глаз.

Вдоль распущенных волос щетка скользит с легким шумом: то ли вздох, то ли слабое потрескивание. Едва дойдя до конца, очень быстро, она снова поднимается к голове, ударяет по черепу всеми щетинками, и опять скользит по черной массе светлый костяной овал, а ручка щетки, довольно короткая, почти совсем скрывается под рукою, крепко сжимающей ее.

Половина волос падает на спину, а оставшуюся половину другая рука перекидывает через плечо, вперед. В эту сторону (в правую) склоняется голова, чтобы удобнее было орудовать щеткой. Всякий раз, когда та скользит вниз, начиная с затылка, голова еще больше наклоняется вперед, а потом поднимается с некоторым усилием, в то время как правая рука – в которой зажата щетка – движется в противоположном направлении. Левая рука – охватывающая волосы, не зажимая их, между запястьем, ладонью и пальцами – на мгновение отпускает пряди на волю, но потом вновь собирает их уверенным, закругленным, автоматическим движением, а щетка тем временем продолжает свой путь до самого края. Шелест, который нарастает по мере продвижения сверху вниз, в этот момент превращается в сухой, маловыразительный треск, последние разряды которого еще звучат, когда щетка, оставив концы длинных волос, поднимается к вершине, описав в воздухе быструю кривую, и достигает основания шеи, где волосы, гладкие и плоские, разделены медианой пробора.

С левой стороны от пробора другая половина черных волос свисает свободно до самого пояса, слегка завиваясь. Еще левее вырисовывается лишь едва видный контур профиля. Но впереди зеркальная поверхность, и она отражает лицо целиком, анфас, и взгляд – конечно же, бесполезный при расчесывании щеткой – устремлен, естественно, вперед.

Так что взгляд А*** должен был встретить на своем пути настежь распахнутое окно, выходящее на западную сторону; лицом к этому окну она села причесываться перед маленьким столиком, приспособленным для этой цели, снабженным, в частности, высоким зеркалом, отбрасывающим взгляд назад, к третьему окну, к центральной части террасы и верхней части долины.

Второе окно, как и третье, выходит на юг, но расположено несколько ближе к юго-западному углу дома; оно тоже распахнуто настежь. Через него можно увидеть часть туалетного столика, отрезок зеркала, профиль с левой стороны и распущенные волосы, спадающие на левое плечо, а также левую руку, которая сгибается, чтобы дотянуться до правой стороны.

Поскольку затылок отклоняется в сторону, лицо слегка поворачивается к окну. На столешнице из мрамора с редкими серыми прожилками выстроились в ряд баночки и флаконы разных размеров и форм; чуть ближе лежит большой черепаховый гребень и вторая щетка, деревянная, с более длинной рукояткой; она кажет свой лик, ощетинившийся черными шелковинками.

А***, должно быть, только что вымыла голову, иначе бы она не причесывалась посреди дня. Вот она прервала свое занятие, возможно закончила одну сторону. И, не меняя положения рук, не разворачиваясь всем телом, она направляет взгляд в окно, расположенное слева, глядит на террасу, на ажурную балюстраду и противоположный склон долины.

Укороченная тень столба, который поддерживает угол крыши, падает на плиточный пол террасы в направлении первого окна, того, что под щипцом; но тень вовсе не достигает окна, потому что солнце стоит еще очень высоко. Западный щипец весь в тени от крыши; что до западного отрезка террасы, то полоса солнца шириною едва в метр легла между тенью от крыши и тенью от балюстрады, в данный момент ровной, без зубчиков.

В комнате перед первым окном поставлен туалетный столик, полированный, красного дерева, с белой мраморной столешницей: такие столики составляют непременную часть обстановки в колониальном стиле.

Изнанка зеркала – грубая деревянная плашка овальной формы, тоже красноватая, но тусклая; на плашке что-то написано мелом, но надпись на три четверти стерлась. Справа – лицо А***, которая теперь нагнула голову влево, чтобы причесать волосы с другой стороны, и явственно виден глаз, глядящий, как это и должно быть по логике вещей, вправо, в зияющее окно, на зеленую массу банановых деревьев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза