Ревность

— Это не Ольга, — повторил Джон. — Да, это ее рост, фигура похожа. Но Ольга более стройная. У нее волосы совсем другие, и цвет и длина.

— Я же говорю, тело пролежало в подвале неделю, — покачал головой Девяткин. — В таких случаях всегда так: кажется, что фигура располнела или наоборот сделалась суше, тоньше. Но это все-таки она. Волосы залиты кровью, спутаны. Трудно определить их цвет. Лица по существу нет. Не тешьте себя пустыми надеждами, Джон.

— У Ольга не было крупной родинки под правой грудью. Не было татуировки красной розы на левом плече. Ольга удаляла волосы на лобке. Есть еще целый ряд отличий. Я знаю, кто эта женщина. Ее тоже зовут Ольга, фамилия Моулиш.

— Откуда такая информация? — Девяткин достал платок и промокнул лоб. — Ну, что это именно Ольга Моулиш?

— Я длительное время состоял с этой женщиной в интимных отношениях. Поэтому знаю все ее родинки и татуировки… Она старший менеджер нашего магазина в Нью-Йорке. Русская, живет в Америке последние шестнадцать лет. Была замужем за американцем, от которого остались только неприятные воспоминания, пустые бутылки из-под виски. И еще эта фамилия.

— Но каким образом эта Ольга номер два зарегистрировалась на рейс авиакомпании? Она что, чужой паспорт показала?

— По правилам здешних авиакомпаний, на рейс могут попасть люди, в фамилии которых допущены три ошибки. Ну, есть лишние буквы, или они пропущены, или заменены на другие. Понимаете, в Америку прилетают сотни миллионов иностранцев, фамилии попадаются такие трудные, что произнести правильно или написать без ошибок, — просто невозможно. А ведь многие делают заказ на билеты по телефону. Отсюда еще больше ошибок. Ольга заказала билет, а сама полететь не смогла. Позвонила в компанию и выяснила: менять билет на новое имя нет надобности. Это только лишняя волокита, потеря времени и лишние деньги. Вместо моей жены по ее билету полетела Ольга Моулиш из Нью-Йорка. Одно имя, а фамилии похожи.

— Куда же делась ваша жена? — Девяткин пребывал в замешательстве.

— Не знаю, — Джон пожал плечами. — Но мы это скоро выясним.

Глава 23

Звонок в номере Радченко раздался ночью, когда Девяткин и Джон Уолш давно ушли к себе, и он остался один. Сидел в кресле, листал журнал, но не видел ни текста, ни цветных картинок, он думал о том, чем думать не хотел: о жене, о том, что происходит в Москве. Скоро должен позвонить Эдик Волков, а у Эдика хороших новостей нет. Но, что бы он ни сказал, общую картину семейной катастрофы это уже не изменит, только добавит черных красок, появятся новые отвратительные детали, которые не хочется знать, — и больше ничего.

Ясно одно: по возвращении в Москву придется начинать тягостную процедуру развода, борьбу за ребенка. Это затянется надолго, отнимет все душевные силы… Звонил не Эдик, в трубке звучал бархатный баритон Вадима Наумова.

— Не люблю сообщать плохие новости, — сказал Вадим. — Но кроме меня это сделать некому. Наши дела не плохие, они хуже, чем плохие. Мне самому чертовски трудно в это поверить. Но сегодня чуть свет застрелился Павел. Пустил в висок пулю из револьвера. Да, кто бы мог подумать…

Радченко на секунду онемел, потеряв дар речи, будто на него столбняк напал. Голос Вадима казался бодрым, почти веселым.

— Павел всегда был книжным червем и вдруг… Выстрелить себе в голову — это мужской поступок. Да, единственный мужской поступок, который он совершил в своей жизни. Его супруга, будь она неладна, увидев мертвого Павла и кровать, залитую кровью, и не придумала ничего лучшего, как выброситься с балкона. Перемахнула перила и сиганула вниз. Вот же дура. Никогда не думал, что эта потаскушка может так близко к сердцу принять смерть мужа. Она в коме, но жива. К счастью… Если выживет, тем хуже для нее. Останется инвалидом, о котором некому заботиться.

— У Павла не было револьвера, — сказал Радченко. — Я это точно знаю. У нас был разговор…

— Тем не менее, он застрелился именно из револьвера, — сказал Вадим. — А ты не фантазируй, адвокат. Откуда тебе знать, было у него оружие или нет? В течение дня я дважды давал показания полиции. И буквально только что по телефону разговаривал с лейтенантом, который руководит расследованием. Уже сделаны все экспресс тесты. Полиция считает, что больше вопросов не осталось. Это самоубийство. Полицейские обещают выдать тело через два-три дня.

— Но почему он покончил с собой? Когда мы прощались, Павел выглядел так, как выглядят люди, которые собираются жить долго и счастливо.