Не сомневаюсь, что беседовали они о происшедшем. Интересно, что Лесе удалось выяснить? Как произошло убийство и, главное, какие улики нашли внутри финские полицейские?
3 января
Сегодня утром изысканно вежливый полицейский комиссар (по имени Ууно Утанен, как я понял на слух) снова собрал нас всех в домике, где жили Леся и другие, и объявил (опять-таки по-английски, в переводе Родиона), что следственные действия в нашем коттедже окончены и мы можем вернуться. Семья бухгалтера, особенно Валентина, встретила это известие бурным выражением облегчения, да и мне, признаться, не слишком хорошо спалось на новом месте. Полисмен заявил также, что уездному управлению полиции пока не удалось найти официального переводчика с финского на русский (каковой обязан в данном случае присутствовать при проведении ряда следственных мероприятий). Поэтому допрашивать нас будут завтра, в крайнем случае, послезавтра. До того времени он просит никого из нас не покидать город. Последнее сообщение было встречено возгласами недоумения, насмешками и даже плохо скрытым негодованием. Не очень-то мы, разумеется, стремились, чтоб нас допрашивали, — но при этом каждый из нас, я думаю, отчетливо понимал, что без этого все равно не обойтись. А тут — опять отсрочка… Уж на что не любит работать наша родная милиция, но неспешность полиции финской вызвала у меня даже оторопь. Или у этих ребят есть какие-то свои, особенные, заполярные методы, позволяющие раскрыть убийство и без допросов свидетелей? Хорошо бы.
Полицейский комиссар откланялся и ушел. Мы, одиннадцать человек, остались в столовой. Украдкой я осмотрел всех.
Настя Сухарова после гибели мужа будто омертвела. Она сидела неподвижная, как робот, у которого отключили питание, лицо ее ничего не выражало, а глаза были скрыты под солнцезащитными очками. Странно, но примерно такое же — отсутствующее — лицо было у Петра Горелова. Черных очков тот не надевал, но создавалось впечатление, что он смертельно хочет спать: Горелов глядел в одну точку, с усилием таращил глаза, а они никак не хотели как следует раскрываться. Волосы его были всклокочены. Я готов был держать пари, что он сегодня не умывался. Между вдовой и мужем сидела покалеченная Женя, вытянув и положив на лавку свою больную ногу. Ее лицо, казалось, постарело на несколько лет и хранило следы недавних слез. Временами она, будто что-то вспомнив, начинала поглаживать свою подругу по плечу. И даже Светка, по жизни вроде бы вечно веселая и беззаботная, чувствовалось, переживала смерть Вадима. Уголки ее губ скорбно опустились. Временами, словно она вспоминала что-то, ее глаза наполнялись слезами. Она делала усилие, смаргивала слезу, но через какое-то время влага выступала снова.
Остальные присутствующие держались иначе. Их, разумеется, потрясла смерть Вадима, но особой скорби они не испытывали — да и с какой стати? Моя Леся впервые увидела его пять дней назад, и за то время, что мы провели в Лапландии, вряд ли успела перемолвиться с ним даже парой словечек. Столь же чужим убитый был и для Валентины, и для странного человека Родиона. Они и не пытались изобразить печаль по поводу утраты. Сашка вообще человек непробиваемый, ничто его не берет, несмотря на то что он хорошо знал Вадима, проработал с ним в фирме три или четыре года. А бухгалтер Иннокентий не то чтобы радовался — довольное выражение в нынешних обстоятельствах выглядело бы глупо и оскорбительно, но в его глазах я прочитал, что он испытывает от гибели начальника скорее облегчение.
А вот кто выглядел откровенно радостно — так это Стелла Сыромятская. Ее почти сияющее лицо смотрелось по меньшей мере бестактно. И вдобавок нелогично — учитывая, какой интерес Вадим вызвал у нее как мужчина. Мне еще подумалось, что если убийца вдруг она, то довольно глупо с ее стороны столь открыто демонстрировать свое удовлетворение случившимся.
Молчание нарушил Сашка. Он протянул с утрированным акцентом:
— Тааа… Ничеффо себбе сккоросстти у горяччих финнсскких ддеттекктифоф!..
— Эдак мы из этой дыры еще месяц не выберемся! — нервно воскликнула Валентина.
— А зачем нам выбираться? — легкомысленно возразила Стелла и сладко потянулась. — Гора, снег, лыжи, погода прекрасная, жратва в магазинах вкусная!.. Визу, может, продлят по такому случаю.
— Это вам, дорогуша, — напустилась на нее жена бухгалтера, — можно хоть всю жизнь напролет баклуши бить, а мы люди работающие!
— Валечка, все равно сейчас новогодние каникулы, — попытался урезонить свою половину Иннокентий, — вся страна отдыхает, и коттедж у нас проплачен до двенадцатого.
— Ни минуты!.. – с пафосом проговорила Валентина. — Ни минуты я не желаю больше оставаться в доме, в котором произошло убийство!
Настя опять заплакала: вернее, слезы тихо заструились из-под очков по ее щекам. Почувствовав, что подруга распереживалась, Горелова обняла ее за плечи и стала шептать в ухо что-то утешительное.