Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса

Вместе с тем, разделяя взгляды С. Е. Толыбекова по этому вопросу, нельзя не согласиться с исследователями, обоснованно отмечавшими несостоятельность его взглядов по поводу бытования у кочевых скотоводов патриархально-феодальной собственности на скот. Многие авторы справедливо указывали С. Е. Толыбекову, что скот не являлся монопольной собственностью какой-либо прослойки или класса. Так, С. З. Зиманов отмечает: «Отношения, складывавшиеся в обществе в связи с владением и распоряжением скотом, не могли быть ведущими в отношениях между двумя основными классами потому, что им владели на правах частной собственности обе стороны»[45]. Столь же убедительная аргументация И.Я. Златкина, доказывавшего, что скот не был монопольной собственностью феодалов[46]. То же высказывал и Л. П. Потапов[47].

По мнению С. Е. Толыбекова, любой скотовод, ставший баем, был и феодалом, так как мог эксплуатировать своих соплеменников. Но критикующие концепцию С. Е. Толыбекова показывают, что ни баи, ни предводители не были монопольными собственниками скота, и до эпохи разложения кочевничества основная часть общества состояла из средних по зажиточности скотоводов, которые вели самостоятельное хозяйство. Между тем, анализируя рассматриваемые явления, С. Е. Толыбеков не уделяет должного внимания этой средней по зажиточности прослойке, составлявшей в пору развитого кочевничества его основное ядро, и говорит главным образом об отношениях между богачами и бедняками[48]. Но в своей последней работе этот автор уже отмечает, что богатый скотовладелец не был феодалом в полном понимании этого термина, а находился только в переходном к феодализму состоянии[49]. Он же сам и показывает, что эксплуатация бедняков-казахов в связи с накоплением скота у отдельных лиц особенно возросла по мере вовлечения хозяйств в товарно-денежные отношения с русским рынком. Однако влияние русского капитализма едва ли стимулировало развитие феодальных отношений. Это влияние скорее приводило казахское общество к своеобразному «прусскому» пути развития капитализма, означавшему медленное мучительное расслоение общества. Если следовать рассуждениям С. Е. Толыбекова, то и русский кулак был феодалом. В этой связи верно замечание Л. П. Потапова о том, что «разбогатевший рядовой скотовод вовсе не делался феодалом оттого, что он становился собственником большого стада и мог эксплуатировать бедноту при помощи раздачи скота на кабальных условиях»[50]. Такой же критике подвергались взгляды В.Ф. Шахматова, очень близкие к точке зрения С. Е. Толыбекова. Аналогичные споры велись не только в отношении казахов, но и других скотоводческих народов: монголов, арабов и т. д. При этом защитники тех или иных концепций, например, о земле или скоте как основе феодальной собственности, для подтверждения своих доводов использовали те же аргументы, что и при дискуссии о казахах, хотя эти аргументы одинаково несостоятельны в свете последних данных истории и этнографии.

Таким образом, рассмотрение только одной дискуссии подтверждает мнение о том, что у кочевых скотоводов отсутствовала монопольная феодальная собственность на пастбища и скот. Выше было показано, что монопольная феодальная собственность отсутствовала у монголов, казахов, туркмен, арабов. Это положение также подтверждается данными и о других скотоводческих народах.