Революция

У Курбад-хана нашлась эта охотничья винтовка с четырехкратной оптикой «Телорар» от Карла Калеса. Жалко только, патронов было всего сто штук, почти половину из которых я уже потратил. Пять на пристрелку, а остальные – в цель. Знатно пополнил свой счёт. Меня начало потряхивать, начался откат от транса, в который я себя вогнал уже в третий раз.

Рядом спустился Корнилов, сложил подзорную трубу и с каким-то непонятным выражением уставился на меня.

– Чего смотришь, Лавр?! – с трудом произнёс я.

– Удивляете вы меня, ваше превосходительство. Где же генерал-майор научился так стрелять? Сорок три выстрела на расстоянии в полверсты и ни одного промаха. Шестнадцать офицеров. Ты понимаешь, Тимофей?! Черт тебя побери! В этом батальоне не осталось командиров! – Корнилов шепотом шипел-кричал, а его темно-карие глаза буквально буравили меня сквозь узкие прорези век.

– Значит, Лавр, нам легче будет держать оборону с этой стороны. Надо будет и на другом участке поохотиться, пока патроны есть.

– Да ну тебя! Шутит он! У тебя вообще нервы есть? Полсотни человек почти на тот свет отправил за три часа, – Корнилов попытался сплюнуть, но у него не получилось.

Видимо, как и у меня, во рту пересохло. В подзорную трубу с двенадцатикратным приближением он мог и черты лица рассмотреть, и то, какой урон мои выстрелы наносили. А это не очень приятная картина.

– Нервы есть, Лавр. Куда же они денутся, – я вытянул руку вперед и развел пальцы.

Как ни странно, они не дрожали, а тело между тем трясло.

– Тимофей, боюсь спросить, а сколько на тебе покойников?!

– Не знаю, Лавр. Я ещё до поступления в Иркутское училище после тридцати перестал считать, а то с ума сойдёшь, – ответил я, про себя подумав, что только в масонском храме под сотню было.

А когда три сотни хунхузов положили на Амуре, то не меньше пятидесяти за мной было. Я тогда из пулемета Максима стрелял. Так что счет был большим, но кровавые мальчики, слава богу, мне не снились.

– Кстати, последний из офицеров, которого я подстрелил, как мне показалось, был парламентером, – я вопросительно посмотрел на Корнилова.

– Да. Это был тот самый майор. Я его узнал. Правда, надменным он уже не выглядел, – Лавр усмехнулся.

Я же вспомнил, как вёл себя с членами Лойя-джирга офицер-парламентёр, и вновь подумал о том, что худшего человека нельзя было бы подобрать. Он смотрел на афганских вождей, за которыми стояли многотысячные племена, как на грязь на своих сапогах. Хотя есть вариант, что он вёл себя так специально, чтобы у старейшин и князей не оставалось другого выхода, как только оказать вооруженное сопротивление, во время которого они все будут перебиты. Соответственно, Насрулла-хан избавлялся бы от наиболее авторитетных племенных правителей.

На парламентёра и его разговор с членами совета я и Лавр смотрели из толпы зрителей. Как говорится, береженого Бог бережёт. Ни к чему англичанам знать о том, кто был представителем со стороны Белого царя на совете. Я себя, конечно, не считаю особо известной личностью, но не удивлюсь, если моё фото или портрет у британцев имеется. Так что лучше перебдеть.

Когда британский майор получил ответ и под грозное молчание покинул совет, отправившись по тропе назад, Курбад-хан привёл меня и Корнилова в свои закрома, где нам представили неплохую коллекцию оружия на выбор. Как я понял, у него в таких глухих горных кишлаках были небольшие схроны различного вооружения. Охотничий «Маузер 98» с оптикой и пулемёт Мадсена, причём последней модификации, выделялись из предложенного, как породистые скакуны в стаде ослов или мулов. Десяток винтовок Ли-Метфорда, пара карабинов Мосина, три охотничьих Манлихера, один также с оптикой, и насколько я понял, это не всё, что было у князя.

Что я выбрал, думаю, говорить не надо. Маузер с оптикой – мне, Манлихер с оптикой – Корнилову. Пулемёт Мадсена и десять снаряженных магазинов к нему как последний аргумент для отражения атаки на последнем же рубеже обороны кишлака. Это тоже для меня. Убедил князя, что я смогу вензель Белого царя нарисовать на мишени из Мадсена и знаю этот пулемет как никто другой.

Правда, до этого пришлось доказывать, что я хороший стрелок по афганским меркам, задействовав Лавра как наблюдателя-корректировщика, так как у Курбад-хана нашлась отличная подзорная труба. Кроме того, Лавр также очень хорошо стрелял.

Принято считать, что снайперы работают по одиночке. В действительности, ещё во времена Великой Отечественной войны советские снайперы обычно работали парами, а иногда и целыми снайперскими группами. На это было несколько причин.

Во-первых, для производства точного выстрела необходимо учесть десятки различных показателей, начиная от скорости и направления ветра и заканчивая расстоянием до цели. Производить такие расчёты одновременно с прицеливанием сложно. Поэтому эта задача ложилась на напарника, который выполнял роль наблюдателя и корректировщика.