Хиромант бросил взгляд на мои лежащие около дверей новые галоши и почтительно дополнил свои «предсказания»...
- Вы имеете отношение к продовольственной управе...
Я был окончательно ошеломлен...
- Переживу ли я завтрашний день? - робко спросил я.
- Если не пойдете в кинематограф, где можете утонуть в шелухе семячек... если не станете в очередь за нитками, если не встретитесь с «фотографом» из тех, которые снимают без аппарата...
- Где находится Керенский, господин хиромант, - задал я неожиданный вопрос.
- Там, где месяц тому назад находился Ленин!..
!!!
- Вы можете мне предсказать судьбу нашего города? Кому он будет принадлежать?..
Хиромант поднялся. Медленно подошел к окну и стал смотреть на небо...
Я понял, что он перешел в область «астрологии»...
- С юга - татары, с севера - москвичи, с востока - казаки и с запада - украинцы; словом, «между четырех огней»... - тихо шептал хиромант. - Кому он достанется?.. Чорт его знает...
- Небо покрыто тучами. Звезд не видно, а потому и астрология не «берет». С уверенностью только могу сказать, что кому бы не достался... тот рад не будет.
Я понял, что «сеанс» окончен и... положив в протянутую руку десятирублевую кредитку, удалился.
Г.К.М.
231. Маленький фельетон. (Из дневника классной дамы) («Думы Забайкальского Учителя»)
4 декабря 1917 г.
Наше учительское правление, по словам Анны Петровны, не хочет подчиняться Главному Инспектору.
Что-то будет?
Воображаю: вместо Ивана Ивановича - Глаубер!
Я сообщила об этом Татьяне Николаевне: пусть в коммерческой разузнает.
Вечером была на собрании. Слава Богу, отделяемся от начальников 408. Я всегда говорила, что средней школе не по пути с начальной. Артемий Григорьевич тогда был против. Даже горячую статью писал. Чудак! Жизнь - она научит!
Многие, кто помоложе, выехали за город.
Министром народного просвещения назначен, говорят, Горький, автор «Санина» 409. В учительской много говорили по этому поводу. Все страшно возмущены. «Вчера Максим огороды копал, нынче Максим в министры попал»... Я молчала. Так-то лучше. С министрами не шутят.
Вчера Инкус определенно сказал:
- Есть положительные данные, что Глаубер шпион. При первой же встрече с ним разоблачу его.
Хорошо, что есть у нас еще мужественные люди. И живется-то как-то легко. Только ими и дышишь.
Хотела голосовать за девятый, да идти боюсь.
Забегала ко мне Татьяна Николаевна. Как с ней легко беседовать: все знает. Во-первых, президентом у нас Ленин (а не Ленский - вспомнилось старое увлечение!), во-вторых, министром совсем и не Горький, а Луначарский -кажется, сын генерала. Удивительные эти большевики! Впрочем, не знаешь, кому и верить.
Правление что-то замышляет. Боятся, не образовали бы там какой-нибудь комитет. А что-то не похоже. Жуков уже какие-то комитеты организует. Уж не подослан ли?
Наши еще одного разоблачили. Иванов из промышленного оказался уголовным. Ну вот, теперь все ясно...
Просят поддержки. Пусть бастуют: вышью сиреневую кофточку.
18 получаем жалованье. Выдают раньше, м. б. с 19 начнем забастовку. Забастуем все: и казначейские, и почтовые, и мы...
Председатель наш заявил:
- Я чиновник, а не политик. Имел неосторожность быть в партии, теперь ушел. Я буду исполнять приказания начальства.
Умный человек. Как был рассудительным, так таким и остался. Я, конечно, на его стороне. Как-то все это неловко выходит. Хоть бы кого-нибудь слушаться.
Бастовать или нет? Где же мне иметь силы, чтобы перенести все это?
Люблю я субботу. В моей комнате тишина. Горит лампадка. Викжель мурлычет на коленях. А главное - завтра не идти на уроки. Только почему по субботам устраивают заседания?
Конькова (вот уж, действительно, «Бог шельму метит», - положительный конь, сколько ни завивайся) предлагает на заседании выработать план воспитания учащихся.
Странно: план воспитания, хочет по-новому, а ничего не выходит. Туда же. Было, испортила настроение. Спасибо, Степан Иосифович выручил:
- А я нашел