Революция

30 апреля 1795

Наступила осень. Листья опали, небеса потемнели, и напуганные дворяне, словно птицы перед холодами, стали покидать наши края. В них плевали на улицах. Их кареты забрасывали навозом и камнями. Они видели то, чего не видел король.

Граф д‘Артуа, брат Людовика, красавец и весельчак, подбросил в воздух Луи-Шарля, а затем поцеловал его на прощанье и пообещал привезти ему целую армию оловянных солдатиков, когда вернется.

Герцогиня де Полиньяк, любимая гувернантка дофина, едва сдерживала слезы, обнимая его в последний раз. Она сказала:

— Я уезжаю совсем ненадолго, мой хороший. Скоро вернусь. Весной, когда расцветет вишня. Вот вам мое слово.

Мы залезли на дерево и смотрели оттуда, как удаляются их кареты, оставляя за собой облака пыли.

Пятого октября 1789 года рассвет выдался дождливым, поэтому пыли не было. Иначе, возможно, короля бы предупредили. Возможно, он бы даже успел принять какое-то решение. Посадить семью в карету и спастись. Но дороги превратились в грязь, которую месили ногами женщины и солдаты. Они шли из Парижа, вооруженные копьями и кухонными ножами, окрыленные голодом и яростью. Им нужны были король и королева.

Перед ними примчался всадник. Я разглядела его из покоев ее величества, где мы играли с Луи-Шарлем. Со двора раздались крики. По Мраморному двору к королеве спешил человек, оставляя за собой грязные следы и распугивая придворных. Он едва поклонился и хриплым голосом сообщил:

— Я прибыл из Парижа, ваше величество. Чернь взбунтовалась. Сегодня торговки с рынков пришли к городской ратуше требовать хлеба. Когда мэр ответил им, что хлеба нет, они напали на здание, унесли оружие и порох. Мэр вызвал гвардейцев, но они отказались стрелять по женщинам. Одна из торговок выкрикнула, что надо идти в Версаль и требовать хлеба у короля. Призыв подхватили, и они отправились в путь. По подсчетам Лафайета, их около шести тысяч.

Королева ответила:

— С нами здесь фландрийский полк и дворцовая охрана. Они легко справятся с толпой женщин.

Гонец покачал головой и сказал, что к женщинам присоединились гвардейцы.

— Но ведь ими командует Лафайет! — воскликнула королева. — Почему он их не остановил?

— Он пытался, но гвардейцев больше пятнадцати тысяч. Откажись он идти с ними — они бы совсем перестали ему повиноваться. Или убили бы его. Сейчас же он по-прежнему ими командует. Хотя это только видимость.

Королева побелела.

— Король, — прошептала она. — Где король?

— На охоте, мадам.

— Отыщите его скорее, пока его не нашла толпа! — крикнула она.

Охрана отправилась на поиски короля. Его разыскали и сопроводили во дворец. Ворота заперли. Собрали совет. Министры сказали, что он должен признать «Декларацию прав человека», а также августовские декреты. Нет, лучше бежать, бежать немедленно. Нет, нужно воздержаться от опрометчивых шагов и подождать, что будет.

Единственным желанием самого монарха было отправить королеву с детьми в безопасное место, но она отказалась его покинуть. И оба остались во дворце. На свою погибель.

Женщины появились к вечеру — замерзшие, промокшие и изможденные, они пришли к запертым воротам. Король обратился к ним. Сказал, что очень сожалеет об их невзгодах, и пообещал немедленно устроить доставку зерна в Париж. Он приказал вынести им еды и вина, и это их немного успокоило.

Однако к полуночи прибыли гвардейцы, которых оказалось не так легко усмирить. Они тут же схватились с дворцовой охраной. Я не спала, потому что слишком тревожилась. Пока мы разговаривали с Барером, капитаном личной охраны дофина, под окном дрались. Перед рассветом появился один из людей короля, приятель капитана, и сообщил, что Лафайет от имени своих гвардейцев и женщин зачитал его величеству список требований.

Во-первых, король отказывается от личной охраны — охранять его будет парижская гвардия. Во-вторых, он обеспечивает поставки продовольствия в город. В-третьих, ему придется покинуть Версаль и жить в Париже. Король согласился на первые два пункта, но сказал, что насчет третьего он должен подумать. Затем ушел в свои покои, а Лафайет поехал искать ночлега на постоялом дворе.

Барер велел мне возвращаться в постель, но я отказалась. За дворцовыми воротами горели факелы. Я не могла разглядеть бунтарей, зато их было хорошо слышно. До нас доносились проклятья и лозунги, крики и пьяный смех. Люди устали от долгого похода. Неужели они не хотят спать?

Движимая тревогой, я выскользнула из дворца, перелезла через забор — для этого было удобное место у западной стены — и пробралась туда, где люди сидели, съежившись у костров. Я надеялась услышать, о чем они говорят между собой. После уверяли, что толпа, пришедшая в тот вечер к воротам дворца, состояла из честных парижанок. Скажу вам, что это правда лишь отчасти. Там собралось полно шлюх и воровок, а также мужчин — бандитов и проходимцев, которых я знала по Пале-Роялю.

И был среди них один, укутанный в серый плащ, в натянутой на лоб треуголке. Он прятал подбородок в шарф, как дорожный грабитель, и говорил не о свободе или хлебе, а о кровопролитии. Он переходил от костра к костру, раздавал монеты, уговаривая людей взяться за копья. Один раз он взглянул на меня, и от его глаз, черных как полночь, у меня кровь застыла в жилах. Спустя минуту он протянул деньги двум стражникам по ту сторону ворот. Когда я поняла, что происходит, было слишком поздно. Он подкупил их, чтобы открыть ворота. Я стала звать на помощь, но мой голос утонул в поднявшемся реве толпы.

— Смерть королеве! — кричала какая-то женщина, ломясь в ворота. — Убить ее! Вырвать ей сердце!

— Убить их всех! — вопила другая.

От страха я едва не лишилась рассудка. Я тоже помчалась через ворота, во двор, во дворец. Одни бежали впереди меня, другие наступали мне на пятки, но, к счастью, все были уверены, что я одна из них. Толпа помчалась к покоям королевы, но я, как только способность соображать вернулась ко мне, бросилась по узкому коридору в комнату дофина. Не успела я толкнуть дверь, как на меня нацелились ружья, но капитан узнал меня и велел своим людям не стрелять.

— Они уже во дворце! — закричала я.

Он схватил меня за шиворот.

— Где?

— Бегут к покоям ее величества. Медлить нельзя!

Он бросился в спальню дофина и откинул одеяло. Луи-Шарль испуганно открыл глаза, вскочил и забился под кровать. Капитан попытался вытащить его силой, но Луи-Шарль отказывался вылезать: он принялся кричать и отбиваться. С верхнего этажа послышались крики, затем выстрел.

Капитан крикнул мне:

— Доставай его!

Я села на корточки у кровати.

— Луи-Шарль, — позвала я. — Вылезайте. Это очень, очень важно!

— Не хочу! Скажи капитану, чтобы он ушел!

— Это не капитан, это настоящий фельдмаршал, — сказала я, пытаясь превратить все в игру. — На нас напала Англия. Мы вынуждены отступать.

Луи-Шарль высунул голову из-под кровати.

— Трусы! — закричал он. — Принц Франции никогда не отступает!

— Мы отступаем по приказу короля, мой генерал, — возразила я. — Их войско слишком велико, но нас ждет подкрепление в Арфлёре.

Снова выстрелы. Снова крики.

— Черт тебя дери, у нас нет времени! — закричал капитан.

Я встала на четвереньки, изображая лошадь. Луи-Шарль вылез из-под кровати и сел на меня верхом. Я схватила свечу с прикроватного столика и протянула ему.

— Назад! Отступаем! — воскликнул он, размахивая свечой как саблей.

Мы бросились прочь из комнаты. Впереди и сзади нас бежали стражники. Мы поднялись по лестнице для прислуги и оказались в Зеркальном зале. Снова раздались выстрелы, затем разбилось стекло. Я выглянула из окна и увидела, что одного стражника застрелили, другого закололи насмерть. Кто-то держал копье с насаженной на пику человеческой головой, а женщины визжали и отплясывали ригодон.

Капитан остановился перед одним из больших зеркал и постучал по нему. Я было решила, что рассудок покинул его, но тут разглядела вдоль края зеркала дверные петли.

— Ваше величество! — закричал он. — Это капитан Барер! Я привел дофина. Ваше величество, откройте! — Он вновь постучал, но ответа не последовало. — Попробуем с другой стороны, за мной! — И капитан устремился к дальнему концу зала.

Добежав до дверей, он отправил трех человек проверить дорогу. Они тут же вернулись, со словами:

— Туда нельзя, мятежники уже в дворцовых покоях.

Мы бросились назад, но и с той стороны уже приближались крики. Мы попали в ловушку! Позолоченные нимфы бесстрастно смотрели, как мы мечемся в поисках укрытия. Нарисованные боги не мигая взирали с высоты. Наши отражения тысячекратно множились в зеркалах: дюжина солдат, девчонка в штанах да дитя со свечкой.

Капитан приказал своим людям подготовиться к бою. Они присели на одно колено с обеих сторон от нас и подняли ружья. Спасемся ли мы? Возможно, удастся справиться с первыми, кто сюда ворвется, но, как только понадобится перезаряжать ружья, остальные разорвут нас на части.

Луи-Шарль перестал выкрикивать приказы и выронил свечу.

— Алекс, мне страшно! — прошептал он и крёпко обхватил мою шею руками. — Мне не нравится эта игра.

Мой собственный страх был в ту минуту так велик, что я не нашлась, что ему ответить. Я даже не могла пошевелиться. Я вспомнила отрезанную голову на копье и окровавленные руки пляшущих фурий под окнами. Мое воображение рисовало, как эти руки тянутся к Луи-Шарлю, и это отрезвило меня. Я бросилась на зеркальную дверь. Она задребезжала под ударами моих кулаков.

— Откройте! Откройте же! Со мною дофин! Вы что, не слышите? Откройте!

Подняв какой-то стул, я с размаху ударила им по двери. Не знаю, как Луи-Шарль при этом удержался у меня на спине. Я продолжала размахивать стулом, а гул толпы со всех сторон нарастал. Я слышала, как капитан говорит своим людям:

— Спокойно, не спешить… Рано… Теперь готовьсь!..

Стул развалился на части. Я подняла ножку и принялась как безумная колотить ею по двери. И — наконец — дверь отворилась.

— Папа! — закричал Луи-Шарль.

— Луи-Шарль! — воскликнул король, подхватывая сына на руки. — Слава Богу, жив!

К ним подбежала королева. Стражники затолкали нас всех в потайную комнату, заперли дверь и загородили ее мебелью. Но что, если кто-то из толпы нас видел? Если они ворвались в зал до того, как мы успели укрыться?

Я стояла не дыша, ожидая, что в дверь вот-вот начнут ломиться. Король, тоже вне себя от волнения, пытался утешить рыдающую супругу. Оказывается, он отлучался, чтобы ее найти, потому и не слышал, как мы стучали. Королеву чуть не убили. Толпа ворвалась в ее покои, и она сбежала от них босиком по длинному коридору. Теперь она крепко прижимала к себе Луи-Шарля и Марию-Терезу. Но Луи-Шарль внезапно вырвался из ее объятий.

— Мама, папа, смотрите! — воскликнул он. — Алекс ранена! У нее кровь на руках!

Мои руки и впрямь были в крови. Я лишь сейчас это заметила.

— Она стучала и стучала, чтобы вы нас услышали, и разбила зеркало, — объяснил Луи-Шарль. — И порезалась.

Я вернулась во дворец, хотя разумнее было бы остаться снаружи. Я рисковала жизнью ради Луи-Шарля. Я изрезала руки и не чувствовала боли. Только страх. Не за себя — за него.

Мне кажется, тогда и началась революция.

Не в Париже. Не во Франции.

Во мне.