Революция

– Почему же вы не покинули квартиру? Весь подъезд пуст!

Оказалось, Друг просмотрел не только кошку. В одной из комнат лежала мать фрау Хуммель с грудной жабой и сильной болью в груди. Идти она никуда не могла, соответственно, фрау Хуммель – ее покинуть. Ну, а дети не оставили маму, надеясь, что пруссаки сюда не дойдут. Не повезло.

За разговорами прошло время до вечера, когда женщины вздрогнули от звонка колокольчика и грубых ударов в дверь – сапогами или прикладами. Друг, выглядывавший в подъезд, предупредил: неоткрытые двери солдаты взламывают.

Федор, сделав успокаивающий жест, отправился в прихожую. Накинув «медвежью» цепь, приотворил дверь и спросил:

– Чем обязан?

– Открывайте! Патруль 3-й Гамбургской дивизии.

– Да, герр ефрейтор. Сейчас отомкну.

Тот, совсем еще молодой, с редкими усишками на верхней губе, решительно шагнул внутрь и спросил:

– Кто еще в квартире?

– Хозяйка фрау Хуммель и две ее малолетние дочери, а также ее большая мать.

– Заразна?

– Нет, герр ефрейтор, грудная жаба.

– Мужчины есть?

– Единственный мужчина, герр ефрейтор, это я. Позвольте представиться, Клаус Вольф, инженер из Ганновера, кузен фрау Хуммель, – он достал аусвайс. – Приехал по делам, но, сами видите, местные подняли бунт. Жду, когда наведут порядок и восстановят сообщение с центром Рейха.

– Еда какая-нибудь в доме есть? – спросил солдат из-за плеча командира, тот сделал возмущенный жест – почему перебиваешь старшего. Как обычно, в отправленном мародерить подразделении дисциплина падает моментально.

– Сожалею, все закончилось, голодаем. Из-за бунтовщиков закрылись ближайшие магазины. Не соблаговолите ли сказать, где в освобожденной вами части можно купить хлеб за кайзермарки?

– В самом Мюнхене – пока нигде.

– Осмотрите квартиру?

Они потоптались и ушли. Целый подъезд пустой. Грабить прямо на глазах хозяев единственной заселенной квартиры как-то неловко, по соседству это можно сделать беспрепятственно. Донеслись удары сапог в другую дверь на площадке.

– Спасибо, герр Клаус! – воскликнула фрау Хуммель, даже Габи больше не смотрела на него волком. – Признаться, у нас есть немного хлеба с вареньем. Разделите с нами трапезу?

– Данке. Увы – нет. Вам важнее. Ночью я уйду и наемся завтра.

Он прилег, не раздеваясь, на отведенную ему кушетку под окном, занавешенным плотными шторами с оборками. Как и все в Мюнхене, обстановка здесь была тяжеловесная. Стулья у обеденного стола весили, наверно, как кресла в России, кушетка не уступала по массе французской двуспальной кровати. Подсвечники отливались, видимо, специально как ударное оружие для охоты на бизонов. Они, кстати, могли бы пригодиться – электричество пропало. Но зажигать свет, даже при задернутых шторах, опрометчиво, любой пробившийся через них лучик запросто привлечет внимание неприятных персонажей, возможно – куда худших, чем команда юного ефрейтора.

Федор уснул. А когда проснулся заполночь, разбуженный вечно бодрствующим Другом, тихонько потревожил фрау Хуммель, чтоб заперла за ним замок.

– Она перекрестила твою спину, – доложил Друг.

– Значит, как поется в баварском гимне, с нами Бог.

Федор, крадучись, выбрался на набережную. Было довольно темно, не горел ни единый фонарь. Справа угадывались остатки разгромленной баррикады.

Он перелез через парапет и спустился к воде, здесь наощупь разделся донага. Обувь, одежда, револьвер и бумажник уместились внутри свертка, сделанного из сюртука, рукава он завязал крест-накрест.

Попробовал пальцем ноги воду. Как и ожидалось – бр-р-р, до озноба. Выбирать не приходится. Вошел, спотыкаясь на скользких камнях. Узел нес над головой.

Холод охватил тело ледяной перчаткой, впился в причинное место, потом подступил к горлу.

Федор поплыл, удерживая над водой вещи магией. Это все же не баронессу из аэроплана выдергивать, гораздо легче.

– Федя, мы с тобой идиоты! – совершенно не к месту и времени занялся самобичеванием Друг. – Вспомни полет над Парижем. Та баронесса весила килограмм шестьдесят. А помнишь капризную дурищу, что поднял вместе с креслом на званом обеде у князя Юсупова? С креслом – центнер!

– Хочешь, чтоб я утонул с последней мыслью о бабах?

– Нет! Я к тому, что вообще не надо было лезть в воду. Если ты можешь толкать предметы, так двинь от себя, мать твою, саму Землю! Конечно, планету с орбиты не сдвинешь, хенде коротки. Но действие равно противодействию, а в магии действует ровно та же физика. Чувствуешь же отдачу, когда пуляешь кинетикой, например, коктейль Молотова? Чувствуешь! Значит, нужно сделать так, чтоб отдача подняла тебя. Здесь – над рекой.

– Пока ты изысканиями развлекаешься, я, между прочим, доплыл.

Федор встал ногами на илистое дно и поймал в руки плававший над головой сверток, вполне сухой. Так и вышел нагой, аки Афродита из пены. Быстро оделся. Огненная магия, запущенная на самые минимальные обороты, горячей волной прокатилась от кончиков ногтей до корней волос. Африка!