Революция

Вова сидел на коленках, руки его так и повисли в воздухе. "Что произошло?" — медленно, наивно надеясь на случайность, произнес про себя. Вера уткнулась лицом в пол. Потом перевернулась на спину — она тихо плакала. Вова не понял отчего — от боли или от обиды. Он лег к ней. "Я знаю, такое бывает. Когда болит пизда. К тому же это первый раз…" — его оборвала фраза Веры, которая, словно кувалда, словно лезвие гильотины, словно оскопитель, словно что-то лишающее в общем всего, упала на голову Вовы. "Это не первый…" — зло шепнула на ухо пареньку уже вовсе не плакавшая, а свирепо смотрящая в его глаза мелкая дьяволица.

Вова проснулся, задыхаясь. У него проявилась аллергия на скошенную траву. Вова всегда спал с открытым окном.

Вова не мог понять этот сон. Все то было выражением обычных чувств, которые были присущи тогдашнему Вове. Сейчас же он смотрел на это чуть сверху. Сон приснился давно. Сейчас парень мечтает революциями. Сейчас то, что он девственник нивелируется, а в грядущем новом мире может это вовсе перестанет быть важным. Поэтому, может, и не стоит беспокоится — так решил Вова и завернул на узкий переулок. Он знал одного местного барыгу. Нужно было оставить это дело, всю эту ситуацию вместе с лютым отходником, который следовало сначала бросить в угол комнаты, а потом сблевать в унитаз. Он купил пару мишек и пошел домой все теми же грязными переулками.

Придя домой, Вова не обнаружил там Надежду Александровну. Внутренностями порадовался одиночеству, попил воды из-под крана, почистил зубы. Потом он поел простой гречки, смоченной соевым соусом. Потом опять почистил зубы. Зашел в комнату и проглотил одного медвежонка.

Мир поехал не сразу. У Вовы были еще пять минут на раздумья. И он использовал их. Лег на пол, сложил руки по швам. Закрыл глаза, чтобы потом открыть их. «Будет ли революция? Может не будет революции. И зачем я обоссал ее. И его. Вдруг он боксер или еще какой-нибудь хуила. Поймает в переходе — изобьет. А если не изобьет. Ну, а если будет. Если будет революция. Что дальше. А если он будет революцией. Или она будет революцией. Я обоссал революцию, получается. Не по-божески поступил, получается. А не сомнет ли меня революция. Как и все эти приколы и ценности. Как и все эти государства и ментовки. Может сомнет…»

Думал он быстро. И действовал быстро, ведь в комнате было все также свежо. Мысли и тело кипели. Он побежал в туалет и засунул два пальца в рот. Никогда он не блевал намеренно. Так трудно было найти ебучий сосок, но Вова был решителен в этот момент.

Желудочный сок обжег все, что мог, и мишка без лапы выглядел совершенно подавлено в этой густой желтой массе. Лапы не было. Но это не было проблемой. Вова почувствовал тепло в месте, где раньше было отверстие для ножика ревности и неудовлетворенности. Паренек дошел до комнаты, лег на пол. Посмотрел в потолок. Потолок падал. Но очень медленно. В общем эффект от одной маленькой лапки был слабоват, но мысли все равно спутались и развалились.

Вместо потолка над Вовой мерцал ковыль. Вместо потолка над парнем нависло поле. Или парень навис над полем. Короче, они смотрели друг на друга и умилялись. Какой мягкий воздух. Он гладит пазухи и горло — тут смотря как дышать. Вова услышал голоса. Разговоры молодых людей доносились откуда-то снизу справа. Парень не мог повернуть голову, но через мгновение перед его взором оказалась группа подростков, почему-то в куртках, хотя было если уж не лето, то поздняя весна — так подумал Вова, исходя из ярко светившейся зеленой травы и тепла, которое грело изнутри парня и согревало все вокруг. Его силуэт отбрасывал тень. И ребята заметили эту тень и посмотрели наверх. Они прикрыли глаза ладонью, чтобы солнце не мешало разглядеть застрявшего посреди высоты человека. Вова улыбнулся им. Он мог им улыбнуться и улыбнулся. Они улыбались — то ли в ответ, то ли щурясь от солнца. В общем, непонятно. «Кто вы?» — спросил Вова, но его вопрос повторился в его ушах хором различных голосов. «Кто вы?» — переспросил Вова, но ребята вновь одновременно с ним задали тот же вопрос. «Я Вова. Меня кинула девушка, и я жду революцию», — сказал Вова в тишине. Подростки потупили взор, оглядели друг друга, будто советуясь. А потом развернулись и уже молча пошли дальше по полю, оставив Вову в одиночестве. Он расстроился, но не повел и бровью. Лишь глаза его раскрылись широко. И он продолжил левитировать над чистым полем.