Революция

Жесткие слова и действия Хейдена начинали расшатывать мой рассудок, отчего эмоции еще активнее пытались вырваться из-под контроля. Я все понимала: да, он страдает; да, я стремлюсь хоть как-то ему помочь. Однако желание утешить Хейдена вступило в противоречия с эмоциями иного свойства.

– Я имею право голоса? – резко спросила я, больше не пытаясь удерживать гнев.

– Нет.

Это короткое «нет» вновь подняло во мне волну досады.

– Он – мой брат. Последний близкий родственник.

Учитывая, что я сама задумала, но не сумела убить своего последнего близкого родственника, довод был весьма шатким. Я пыталась хоть как-то пробиться к замурованной части личности Хейдена.

– А не ты ли собиралась его убить? – все тем же сухим и холодным тоном спросил Хейден. – Так какая разница, если это сделаю я?

– Собиралась, но не смогла, – возразила я.

Я привалилась к столу, скрестив руки на груди, чтобы не дрожали. Я сердито смотрела в спину Хейдена, занятого подготовкой пистолетов.

– Ничего, я смогу.

– Хейден, остановись на секундочку! – жестко потребовала я. – Тебя зациклило на мести, и ты совсем не думаешь, что можешь пострадать сам, если в таком состоянии отправишься в Грейстоун.

– Сейчас я не собираюсь об этом говорить, – упрямо заявил Хейден, заталкивая обойму в пистолет.

Он все-таки повернулся ко мне. Один пистолет был засунут за пояс, второй он держал в руке.

– Зато я собираюсь об этом говорить, – в тон ему ответила я.

Казалось, я общаюсь с капризным, обиженным ребенком, которым управляет не здравый смысл, а желание сделать мне назло.

– Само собой, – раздраженно бросил Хейден.

Он прошел мимо меня и скрылся за дверью. Я закусила губу, удерживаясь от немедленного ответа. Нет, этот разговор мы продолжим в хижине.

Походка Хейдена была тяжелой и напряженной. Такими же напряженными были и его плечи. Я шла следом, сжимая кулаки и стараясь выдерживать дистанцию в несколько шагов. Мне требовалось упорядочить разбегавшиеся мысли.

Но из этого ничего не вышло – мы слишком быстро вернулись домой. Хейден выкладывал пистолеты на стол, опять спиной ко мне. Я молча жевала губу и сердито пялилась на его плечи. Пусть скажет хоть слово. Но я знала: не скажет.

– Хейден, тебе нельзя идти в Грейстоун, – вновь начала я, не желая отступать.

У него сразу напряглись плечи. Он покрутил головой влево и вправо, затем шумно выдохнул, всем видом показывая, как его мучает этот разговор. Но после мучений, которые он принес мне, я не испытывала угрызений совести. Одно дело, если бы Хейден скорбел по погибшим, оплакивал их. Я бы с пониманием отнеслась к любому проявлению его чувств. Намного лучше дать волю слезам, чем разрываться изнутри. Но Хейден вел себя по-иному. Он демонстративно отказывался что-либо чувствовать. Загораживался. И это было направлено против меня.

– Почему это нельзя? – спросил он, по-прежнему стоя ко мне спиной.

Его голос звучал непривычно низко.

– Потому, Хейден! – Я обращалась к последним проблескам его рассудка. – Ты ничего не соображаешь. Тобою движет жажда мести, а это плохо кончится. Можешь мне верить.

– А может, мне все равно, – пробормотал он, равнодушно пожав плечами.

«Отстань», – говорил его жест.

– Хватит с меня твоих уловок! – не удержавшись, рявкнула я. – Сколько нам еще играть в эту дурацкую словесную игру? Тебе все равно? Зато мне не все равно, и ты это знаешь. Так что нечего швырять свое равнодушие мне в лицо.

Прошло еще какое-то время, прежде чем Хейден повернулся ко мне. Я ожидала увидеть гневно пылающие зеленые глаза, а увидела погасшие и опустошенные.

– Грейс, я должен это сделать, – сказал он и снова пожал плечами, словно подчеркивая неизбежность затеи.

– Ты думаешь, что должен, хотя это не так, – возразила я. – Во всяком случае, не мчаться туда сейчас, без всякого плана действий.

Я пыталась успокоиться. Гневный напор в моем голосе приугас, но боль, вызванная поведением Хейдена, осталась. Я ждала ответа. Он молчал. Его лицо вновь стало маской, на которую я вдоволь насмотрелась за эти три дня. После нескольких фраз, вытянутых мною из него, он снова захлопывался.

– Пожалуйста, не делай этого, – едва слышно попросила я.

Хейден смотрел на меня. Я продолжала умолять, уже молча. Его не проняло.

– Извини, Грейс, но я иду в Грейстоун.

Я едва удержалась, чтобы не топнуть ногой от досады и его упрямства.

– Нет! – выкрикнула я, выплескивая скопившееся раздражение. Ну и упрямец. – Хейден, тебе нельзя идти в таком состоянии! Ты должен остановиться и подумать о случившемся. Прочувствовать случившееся, пропустить через себя, а не заслоняться от него. Еще немного, и твои заслоны тебя разрушат. Они уже это делают. Ты убиваешь себя своей мнимой бесчувственностью.

– Мне незачем это чувствовать, – с убийственным спокойствием прошептал он.

– Нет! – сорвалась на крик я. – Тебе это надо!

Глаза наполнились слезами страха и отчаяния. Я всегда ненавидела плакать, но мне не хватало сил удержаться от слез. Я достигла предела прочности. Я была слишком измучена, чтобы держать эмоции в узде.

– Ты от всего отгораживаешься, отказываешься разбираться в случившемся. Такой подход ничего не решит.