– И ты знаешь, как сильно я тебя люблю.
– Знаю, Грейс, – повторил Хейден.
Его голос звучал помягче, но все еще с изрядной долей отрешенности. Он прятал эмоции. Ответных слов о любви я не услышала, и это больно меня кольнуло. Я снова попыталась подняться над обидой.
– Не забывай об этом.
Я говорила, не отрывая губ от его спины. Потом я еще раз легонько поцеловала его в лопатку. Хейден чуть отодвинулся, словно мое прикосновение было ему неприятно. Мне стало совсем больно, когда он шевельнулся, сталкивая мою руку со своего бока. Я отодвинулась (видимо, этого он и хотел), все острее чувствуя себя отвергнутой.
Я свернулась клубочком и попыталась успокоиться. Единственный источник успокоения, в котором я отчаянно нуждалась, находился совсем рядом, оставаясь при этом недосягаемым. А мне так хотелось чувствовать тепло его тела, прижавшегося к моему, слушать ритмичное биение его сердца и негромкое дыхание. Мне хотелось переплести наши пальцы и ощутить, как другой рукой он обнимает меня за талию. Но больше всего я хотела, чтобы он просто был рядом, а его не было. Присутствовала лишь телесная оболочка, и это разбивало мне сердце. С таким же успехом он вообще мог бы не возвращаться и переночевать под открытым небом.
Я лежала на боку, глядя в спину Хейдена. К глазам снова подступали слезы. Одна горячая слезинка прочертила влажный след по щеке и упала на подушку. Я шмыгнула носом, попытавшись скрыть этот звук от Хейдена. Если он и слышал, то вида не подал, хотя и не спал. Он оставался закрытым.
Я сглотнула и сделала глубокий бесшумный вдох. Потом заставила себя остановить поток слез. Нужно сосредоточиться на преодолении этого момента. Со временем все пройдет. По крайней мере, я так надеялась, поскольку состояние Хейдена выворачивало меня наизнанку. Я закрыла глаза, попытавшись загородиться от мыслей и уснуть. Бесполезно. Я знала свою особенность: когда сон требовался мне острее всего, он ускользал.
Меня ожидала долгая ночь, полная боли и страданий. Я уже почти смирилась со своим поражением, когда Хейден вдруг заговорил. Нет, он не повернулся ко мне, не коснулся меня. Он вообще не сдвинулся с места. Но его слова залатали часть пробоин в моем сердце, сделав ночь более терпимой. Тело, душа и разум, обреченные на холодную бесчувственность, вдруг получили крупицу тепла.
– Я люблю тебя, Грейс. Спокойной ночи.
Глава 31. Холодность
У меня болело все тело. Я лежал без сна, спиной к Грейс. Я знал, что она плачет, хотя она и пыталась скрыть слезы. Боль атаковала меня со всех сторон, принимая все мыслимые обличья, и даже отупляющий холод в сердце не мог избавить меня от этих атак. Я одновременно чувствовал все и не чувствовал ничего, был предельно закрытым и предельно разбитым. Я лишился прежней способности ощущать и действовать. Казалось, окружающий мир распался, оставив несколько черепков от моей недавней жизни для насмешек и издевательств надо мной. А потом они вонзятся мне в сердце и добьют окончательно.
Я становился все более эгоистичным, даже не пытаясь это скрывать. Зачем, когда не только я, но и Грейс знала об этом? Но она не сказала ни слова, позволяя мне, словно умирающей звезде, падать вглубь себя, расходуя последние жизненные ресурсы. Грейс молча сносила мое безучастное к ней отношение, без жалоб выдерживала причиняемую ей душевную боль. Самое скверное, я ведь все это сознавал, однако не мог заставить себя остановиться и совладать с собой. Способность к сопереживанию оборвалась вместе с жизнью Джетта и теперь вместе с ним лежала в холодной земле.
Грейс, конечно же, нуждалась во мне, в моем ободрении. Она хотела услышать от меня, что жизнь продолжается и мы обязательно найдем выход. Она не меньше меня переживала гибель мальчишки. Ей хотелось, чтобы я обнял ее, согрел своим телом, прошептал на ухо слова утешения. Но я не мог. Единственная произнесенная мной фраза отняла все мои силы. Я был предельно выжат и не мог дать Грейс даже малой части того, чего она заслуживала.
В своем разбитом, раздавленном состоянии я был слишком шаткой опорой для Грейс и никак не мог изменить это положение. Мой мозг обуревали темные мысли и такие же темные желания. Все они были направлены к единой цели: отомстить. Жажда мести омрачала разум, подчиняла себе весь ход мышления и меняла привычные ориентиры. В темноте хижины передо мной неотступно всплывало лицо Джоуны – зримое напоминание о случившемся. Вопреки всем доводам логики, я напрямую увязывал гибель Джетта с действиями Джоуны и считал его главным виновником.
Джоуна виноват, и он за это расплатится.
Грейс и не догадывалась, какой котел бурлит у меня внутри. Я окружил себя стенками этого котла, заперся в нем. Мозг перебирал возможные способы осуществления мести. У меня затекли все мышцы, но час за часом я лежал неподвижно. И почему тело должно чувствовать по-иному, нежели моя несчастная душа глубины моего разума? Если душе нанесено столько увечий, вполне объяснимо, что и физически я должен страдать.