Революция абсурда

Я вынужден делить жилые метры с сестрой Дашей. Четвёртый год мы вошкаемся в наследии родительских кирпичей, на двенадцати квадратах общежития, выживаем как можем, чтобы разъехаться. Казалось, я сцепился с сестрой пожизненно, как только согласился на такое тесное сосуществование. С тех пор крики не шелохнутся на моих губах, а склоки существуют как узаконенное явление. Я утыкаюсь в спину сестре своим житьём на раскладушке и оттаптываю торчащими ногами её ширму, которая залегла между нами, как пожирающая недосказанность. Даша отвоевала своё право устраивать за ширмой Армагедон. Я не противился. Даша вебкам-модель. Она хранит в стоптанном ботинке банковские карточки, которые пополнялись донатами, чтоб однажды оплатить нашу радостную разлуку. Дашин гардероб разложен по мусорным пакетам, как распиленные надежды. Она копила деньги на замену стандартного нейрочипа на новый с расширенной калибровкой под нервную систему. Каждый день «последний рывок» Даши сводился к торговле телом за донаты. Мне некогда тухнуть с её грешками, в моей голове чип-днище, как у неё, я уродуюсь, как проклятый, чтобы заменить наши дешёвки. Я научился дремать под бучу за ширмами, моё негодование овито леностью и, похоже, атрофировалось. Было бы куда беспокойней, если бы Даша прекратила свои изыскания: в тихие минуты в ней оживает личность, которую я когда-то знал – это больнее, чем бороться с нашими судьбами.

***

Через час тишина бомбила по вискам. Тикающее сердце запустило обратный отсчёт. Сестра шебаршилась за ширмой рывками, как крольчиха в сене: силуэт мало напоминал человеческий. Я отдался раскладушке и практически ушёл в сон. Стоны сестры повергли меня в ужас. Едва ощущая свои нервы, я скатился, подполз и припал к прорези ширмы, чтоб узреть экстатическое неистовство сестры: бёдра её самопроизвольно сокращались, груди болтались и требовали ласки, лицо расправилось и содрогнулось в немом блаженстве. Она замерла, заезженная сладострастием. Вся кровь моя спустилась в одну вену. Чего скрывать – я вожделел свою сестру, моя похоть выросла как двойник без морали от сильнейшего изнурения двенадцатью квадратами, Даша хоть и сестра, но в первую очередь женщина: наши интимные подробности от такой тесноты всегда на виду поднимают нечто запретное. Я мутировал психически, а она сошла с ума. Очень тихо… я волновался, не скончалась ли она, и коротко заглянул за ширму: она ждала указаний от клиента с ником «Мамкин_Внук»:

– Приласкай своего дружка.

Я хотел быть на месте этого упыря. Неужели это единственный способ познать её? Зачем ревную к ноутбуку? «Мамкин_Внук» видел, как я подглядываю, и хотел разнообразия. Сестра захлопнула ноутбук: в меня летели её пятки, кулаки, я терпел это избиение богиней, впитывал её силу – это закрепляло во мне нечто запретное, мутировавшее. Она дышала сквозь зубы, выдувая в пробоину ширмы горячий воздух, как из Сахары, била ладонями в пол, локти её мерцали, как угрожающее остриё.

«Совсем сбрендила…». – Я вскарабкался на раскладушку. Голова сестры выглянула на мгновенье: дымчатые глаза заболачивались слезами, я непоколебим. Она привлекательна, когда спит, упёршись нижней челюстью в коленки, и забавна, когда поёт за ширмой. В обоих случаях её лицо покрыто ужимками, а смех вычищает слизняков, завораживает. Не понимаю, что на неё находит. Она вздымается из-за ширмы, движения обескровленные и жеманные, ручки не уймутся: видимо, представляют, как перетирают глотку жадным клиентам после дешёвых услаждений на камеру. Губы её искусаны вместо помады, в ней давно поселилось пренебрежение всем и грациозность бегемота, наряду с парадоксальной стройностью. Ей нужно было родиться статуей, но она ползает, как мумия, размахивая чулочными бинтами.

– Нейрочипы снова подорожали! Мамкин Внук, жадный извращуга! В бан! Ты чего приполз? Забыл, как титька выглядит? – сестра мерцала от негодования.

– Ты даже меня пугаешь, Даша! Нужно располагать людей, чтоб тебе платили!

– Мне платят! Побольше твоего! И даже мысли мои воруют!

– Только не начинай.

– Я записываю! – Даша трясла чулки. Я не понимал, как эти пустые удавы берегут память Даши.

– Всё там! В тетради! – она целилась скрученными чулками в ширму.

– … Надеюсь, я не увижу тебя с гусиным пером над берестой. Даша, нейроинтерфейс тебе на что? Представила – мысль сгрузилась в нейрочип, затем в мозг, тебе ли объяснять механизм конвертации?

– Это старьё, – Даша постукала по голове, – барахлит! Память стирается, Антон! Я бы никогда… Я даже не помню…

– Не помнишь или ничего не было? Не старайся, дружок. – Мне надоели её бредни.

Сестра талдычила полгода, что через нейрочипы избирательно утекает память и приходится прибегать к позорным рукописным пережиткам. После на неё обрушилась вебкамовская напасть (Не в этом ли причина трудоголизма сестры, чтоб заглушить своё безумие?)

***