Революция чувств

Женька смотрела на площадь Независимости, на этот пресловутый Майдан и ничего не понимала. Где палатки, где транспаранты, толпы людей, блокирование административных зданий, крики, шум и политическое противостояние. Она приехала посмотреть на оранжевую революцию, а здесь мир, тишь, да благодать. На площади работала техника, люди в оранжевой спецодежде устанавливали искусственную елку. Отличить коммунальщиков от митингующих Комисар еще в состоянии. Что происходит? Получается, революция бурлит только в информационном пространстве, а на самом деле в столице ничего не происходит. Евгения Комисар решила получить достоверную информацию от студентов, которые на лавке мирно пили пиво и неприлично громко смеялись. Я слишком рано приехала, слишком рано, занервничала Женька.

– Молодые люди!

– Тебе что, закурить? – сразу пошли на контакт студенты. Они возвращались из ночного клуба и плохо ориентировались в пространстве и во времени.

– Нет, спасибо, я не курю.

– Тогда, чего тебе, тетя? – Женька обиделась и на тон и на тетю. Какая она тебе?.. Ох уж эти столичные детки, цветы опустевшего Майдана.

– Я журналистка, здесь сегодня должен проходить митинг оппозиционных сил, выступать Виктор Юбченко. Вы, случайно не знаете, когда митинг состоится. Я приехала из города Задорожья, по заданию редакции.

– Тетя, ты что, на коксе? Какой митинг? Какой Юбченко, с какого такого перепугу он должен выступать. Его время истекло.

– Что значит истекло?

– А то и значит, был и сплыл, твой Витя Юбченко. Хочешь пива? Свежее.

Комисар обиделась, но виду не подала. Его убили, мелькнула у Женьки в голове крамольная мысль. Оппозицию перебили. Юлия Тигрюленко в СИЗО, Юбченко сплыл.

– А Луценко где? – вырвалось у Комисар.

– Там, где и Тигрюленко – за решеткой, в СИЗО, – удивились студенты, – Иди тетя, проспись. Все сидят за решеткой в темнице сырой.

– А Япанович?

– Ты всех будешь по фамилии перечислять? Этот не в тюрьме, давно отсидел, – студенты стали наперебой ерничать. Женька поняла, разговор окончен.

Она прошлась по Майдану, подходящих кандидатур для сбора информации пиарщица не обнаружила. Елку на главной площади страны устанавливали искусственную, и Женька терялась в догадках, почему. Как такое может быть? Елки везли из Закартатья, красивые, породистые, пушистые. Что случилось в этом году? Женька ненавязчиво приблизилась к коммунальщикам и разговорилась с пожилым мужчиной, который убирал мусор.

– А почему елка искусственная?

– Денег в бюджете нет. Кризис.

– Какой кризис?

– Денежный, деточка, во всем мире кризис. Я и сам думаю, что неправильно на главной, государственной елке экономить. Ребятишкам радость, а тут – пластмасса, ни тебе запаха, ни цвета. Время сейчас такое.

– Какое?

– Тревожное время, вон чернобыльцам льготы урезали, матерей детских денег лишают. Нам зарплату задерживают.

– А выборы? Вы за кого голосовали? Говорят, сегодня здесь должен состояться митинг оппозиционных сил.

– Так они все к Лукьяновскому СИЗО поехали. Ты думаешь, чего елку так рано устанавливают, чтоб на Майдане не митинговали, – шепотом сказал пожилой человек.

Закраина всегда находится в перманентном состоянии кризиса. Но чтобы за одну ночь стало нечем социальные льготы выплачивать, и правительство Закраины приняло решение на главной площади страны установить искусственную елку – это слишком, искренно изумлялась задорожская пиарщица. Она решила поехать, посмотреть на митинг под стенами СИЗО и там выяснить, что в стране происходит. Расстроенная и обескураженная Женька рухнула на переднее сидение такси.

– А можно вас попросить дверью не хлопать? – еле сдерживая гнев, сказал таксист.

– Простите, я нервничаю.

– Я тоже очень нервничаю.

– Больше не буду хлопать дверью. Еще раз простите.

– Куда ехать?

– В СИЗО.

– Все митинг ищите?

– Да. Митинг.

Евгения Комисар еще раз попробовала дозвониться любимому шефу Александру Куликову. Он снова оказался в зоне абсолютной недосягаемости. Женька пыталась дозвониться секретарю Пиар-Центра, его сотрудникам, безрезультатно. Женька Комисар стала обзванивать всех, кто значился у нее в списке телефонных номеров, связь отсутствовала. Очевидное и невероятное. Но факты вещь упрямая, ей тоже никто не звонил, как будто она умерла. А разве она умерла? Телефон подозрительно молчал.

– Приехали, вот Лукьяновское СИЗО, за всю поездку и простой машины 180 гривен, – заявил таксист. Женька удивилась названной сумме, но спорить не стала и ринулась в бой. Она хотела скорее разобраться в информационной головоломке.

У Лукьяновского СИЗО многолюдно. Звучит музыка, со сцены доносятся поздравления. Забор пенитенциарного учреждения оклеен красными сердцами, на которых написаны поздравления с днем рождения. Люди складывают живые цветы прямо у забора.

– Замуровали, ироды, – закричала старушка, скрестив руки на груди.

– А за что замуровали? Я это, за границей долго в командировке была. Вот приехала, ничего понять не могу. Может, расскажете мне, что происходит? – оправдывалась Женька за свою неосведомленность и политическую безграмотность.