– Ты украл мой чай и мой сахар! – кричала разъяренная проводница. Вадим понимал, что дело здесь не в нарушении правил чайной церемонии, просто у Веры Николаевны случился грандиозный нервный срыв. Собачья работа, отсутствие постоянного мужчины в жизни, лишний вес, все в жизни закраинской проводницы значилось под номером тринадцать. Единственное, на чем природа отказалась сэкономить и чем щедро наделила Веру Николаевну, так это бюст. Вадим и раньше слыхал о запредельных женских достоинствах, но то, что он сейчас видел перед собой, без силикона и участия пластических хирургов, с небритыми и потными подмышками, вызвало в нем бурю смешанных чувств. Удивление, страх, желание потрогать, наконец, выйти из злополучного тамбура. Выйти, мне нужно выйти, еле слышно шептал себе под нос, как заклинание Вадим. Действия самой Веры Николаевны напоминали игру хозяйской собаки с большой плюшевой игрушкой. Собака рвала ткань на мелкие кусочки, доставала из внутреннего чрева жертвы синтепон и не помнила, что собственно ее раздражает в безобидной плюшевой игрушке. В полуобморочном состоянии, крича от невыносимой боли в колене, Вадим заметил на стене тамбура красную ручку. Стоп-кран!!! Чуть выше тормозного оборудования кто-то из пассажиров написал красным фломастером «Если ехать стоя лень – дерни эту по. бень». И Вадим, не размышляя над последствиями, со всей силы – дернул. Дернул стоп-кран! Красная ручка оторвалась, Вера Николаевна закричала противно, пронзительно. Вместо торможения железнодорожный состав стал стремительно набирать скорость. Вадиму показалось, что они едут не на поезде, а передвигаются по воздуху. Вера Николаевна отобрала у жертвы оторванную ручку стоп-крана.
– Ты, что натворил? Дурак!!! Какой ты дурак!
– Не-не-не знаю, – заикаясь, ответил Вадим.
Проводница подошла к маленькому, забрызганному грязью окну тамбура и, словно из дверного глазка, оценила обстановку снаружи. Скорость поезда здравому смыслу и законам физики не соответствовала, пейзажи за окном сливались в сплошной скоростной поток. Поезд свирепо гудел, с каждой секундой набирая скорость. Вагоны бросало в непрогнозируемую дрожь, как женщину климактерического периода. На стеклах появились мелкие трещины, стены и пол ходили ходуном.
– Нам конец, а все из-за тебя, молокосос. Ты зачем дернул ручку стоп-крана? – огрызнулась проводница.
В вагонах среди пассажиров моментально, как цепная реакция, распостранились: паника, страх и суета. Вера Николаевна бросила на произвол травмированную жертву в тамбуре чужого вагона и побежала в свой тринадцатый спасать пассажиров. В течение часа машинист поезда и его помощник не могли понять, что происходит с их подвижным составом, приборы не работали, скорость запредельная, попытки остановить поезд еще больше увеличивают его скорость. Связь с диспетчером отсутствует, мобильная тоже. Им уже начинало казаться, что железнодорожный состав оторвался от рельсов и передвигается по воздуху, как реактивный самолет. Откуда простым труженикам закраинских железных дорог знать, что оторванный стоп-кран в тамбуре и крик одинокой проводницы по имени Вера – это ключ, открывший информационный портал их скоростному поезду, попавшему в пространственную петлю времени. Поезд кружило во временном водовороте. На вопрос «что делать?» ответа не было даже в романе Достоевского. Поэтому, силовыми методами усмирив пассажиров в своем вагоне, Вера Николаевна вернулась на место унижения, где она, как женщина, потерпела фиаско, в тамбур. Тело Вадима отсуствовало, уполз гаденыш, решила проводница. Вера Николаевна начала интенсивно думать, на нее это не похоже. Ничего не поделаешь. Внештатная ситуация. Ручка стоп-крана оторвалась из-за поломки детали тормозного оборудования. Найти пимпочку в темном тамбуре непросто. Вера Николаевна стала на четвереньки и руками обследовала каждый сантиметр пространства между двумя вагонами. Проводница справедливо не любила тамбуры, в них постоянно происходили внештатные ситуации. Она измазала свои полные коленки жидким мылом с противным запахом фиалки, выругалась, как настоящий нефтяник, но то, что искала так усердно, нашла.