Революция чувств

На листке бумаги напечатано несколько цифр, которые Александр Куликов знал наизусть. Эти цифры обнажали истинную картину движения финансовых потоков в сфере местных средств массовой информации.

Расценки, по которым Женька Комисар составляла бюджеты на размещение предвыборной агитации в местных СМИ, завышены на 5–7 %. Эти расценки ей предоставил Пиар-Центр по согласованию с единственным человеком, его руководителем, Александром Куликовым. Если расценки Пиар-Центра совпадали с ценами на услуги в СМИ, значит путаница происходила с тиражами, количеством вышедших в эфир сюжетов и т. д. Путаница стоила денег и немалых. Если бы Ковбасюку не попали копии отчетов по СМИ, жирная крыса, которая в денежных махинациях претендует на роль финансового гуру задорожной губернии, никогда бы не догадалась об истинном положении дел в Пиар-Центре. О схемах и схемках, обогативших Сан Саныча Куликова.

Мозг Александра Куликова работал, как швейцарские часы, секунда в секунду фиксируя время, информацию, реакцию оппонента. Жирная крыса знала все, она хитра, коварна и жаждет больших денег. Если Куликов денег не даст, он лишится честного имени, а значит всего. Клиенты не станут с ним иметь серьезные дела.

– Я хочу половину и сейчас, – часто и глубоко дыша, просипел Петр Антонович.

– Если сейчас, тогда 30 %, и больше мы не встречаемся, во всяком случае, до конца предвыборной кампании. Вы, Петр Антонович, тоже не без греха? Через вас какие финансовые потоки проходят? – злился Александр Куликов.

– Проходят, а факты у вас есть? Такие отчеты, сколько пришло, сколько ушло, сколько на карман попало. Сорок пять процентов. Я не шучу. Мне нужны не слова, бабки. Слышишь, Куликов, бабки и сейчас, – Ковбасюк нервничал и этого не скрывал.

– В моем сейфе таких денег нет. Могу наличными дать 30 %. Сейчас. Или переносим наш разговор на завтра.

Завтра, подумал Ковбасюк, ты меня закажешь, завтра я тебе дешевле обойдусь. Сегодня и сейчас, злился Петр Антонович. Вот сейф. Наличные деньги в нем есть всегда, вопрос сколько, не продешевить бы. Ковбасюк, как настоящая крыса вытянул острый носик и обнюхал территорию оппонента, пахло деньгами. Определенно деньги в сейфе водились.

Александр Куликов подошел к двери и закрыл ее на ключ, изнутри рабочего кабинета. Он понимал, или они сейчас договорятся или… Ковбасюка выпускать из кабинета нельзя, крайне опасно.

– Петр Антонович, мы оба рискуем в этой непростой ситуации, вы фактически пришли договариваться к политическим оппонентам. Признаю, я допустил ошибку, раз эти документы к вам попали. Тридцать процентов, и ударим по рукам. Останемся партнерами. Вы правильно сказали, кто знает, как сложится политический сценарий дальше. Может, уже завтра мы с вами, Петр Антонович, окажемся вместе в одном информационном окопе, вы как финансист, я как политтехнолог. И нам, как сейчас, придется договариваться. Вы не хотите, чтобы я затаил обиду. Виноват, значит, придется отвечать собственными деньгами, – Куликов в душе свирепствовал, его бы воля, он бы из Ковбасюка колбасу советского образца сделал, и знак качества на самое видное место поставил. Сан Саныч терпел, он собрал остатки здравого смысла и хотел одного, скорее закончить торг. Скорее закрыть дверь кабинета и никогда больше в жизни не видеть эту мерзкую, жирную, противную рожу.

– Не пудрите мне мозги, я вам и так бонусом 5 % уступил, – торговался, как на рынке, Ковбасюк.

Невольными свидетелями безоговорочного падения нравов стали недоеденные Ковбасюком одиннадцать шоколадных конфет. Конфеты ехидно хихикали, неприлично шушукались и от жаркого спора двух разгоряченных мужиков потихоньку таяли. Еще бы! Одинадцать шоколадных конфет с ореховой начинкой могли смело претендовать на футбольную команду в полном составе, но уж никак не на статус невольных свидетелей финансовой махинации. Каждая конфета понимала, после сделки преступники безжалостно расправятся с ними. Кому нужны свидетели?!!

Аргументы исчерпаны, от мирного диалога хозяин кабинета и его гость перешли к высоким тонам. Мужики нервно размахивали руками, шипели, устрашающе топали ногами. Итог, один из хищников финансовых махинаций побеждено упал всем телом в кресло и стал нервно отправлять себе в рот по две конфеты. Шоколадные заложники открыто возмущались нетактичным, бесчеловечным, точнее бесконфетным, поведением гостя. Не в силах что-либо изменить. От рождения конфеты наивно полагали, что люди ели шоколадные изыски исключительно для наслаждения, оказалось, они просто гасили минутный невроз. Мир людей и конфет существовал параллельно. Шоколадные конфеты видели и слышали, что говорили люди, а орущие мужики – нет, в их жизни многое напоминало расплавленную коричневую массу, но с иным, неприятным запахом.