Революция.com

В коллективных протестных действиях большую роль играет стратегия. Это признают как сторонники теории и практики ненасильственных действий [47], так и теоретики общественных движений. М. Ганц задает стратегию в плане перевода ресурсов в силу. Достаточно афористично он говорит о стратегии следующее: «Стратегия это то, как мы преобразуем то, что имеем, в то, в чем нуждаемся, чтобы достичь того, что мы хотим» [48. – С. 1 81]. При этом он акцентирует очень важное преимущество общественных движений в борьбе против государства: «Старые организации скорее всего будут иметь меньшие стратегические способности, чем организации новые» [48. – С. 194]. Последнее связано с тем, что применение новых алгоритмов становится более выигрышным, чем применение старых.

Соотношение стратегии с ресурсами создает следующие варианты сочетаний:

• «+ – » – хорошие стратегические возможности, минимум ресурсов;

• «+ +» – хорошие стратегические возможности, максимум ресурсов;

• «—» – малые стратегические возможности, минимум ресурсов;

• «– +» – малые стратегические возможности, максимум ресурсов.

То есть возможен вариант компенсации малых экономических, политических или культурных ресурсов за счет креативной стратегии.

В качестве нового типа ресурса мы должны упомянуть и об эмоциях, учитывая также и то, что стратегия также работает с новыми ресурсами. Эмоциональность сегодня изучается как новый тип объекта в разных вариантах, включая военных, которые создали, к примеру, Институт креативных технологий при одном из калифорнийских университетов.

Дуг Мак-Адам говорит, что ни одно исследование революции не может обойтись без понятия события, называя его не простым, трансформирующим событием. Это определенные поворотные пункты, после которых имеют место структурные изменения. «Событие имеет темпоральность, достаточно отличающуюся от долговременных процессов изменений или протестных циклов» [49. – С. 102]. Например, событие захвата Бастилии является значимым для французской революции. Но тогда само понятие революции было иным. Это была пассивная, а не активная категория. Оно использовалось по отношению к любому внезапному изменению. Только после Бастилии оно стало восприниматься как народное восстание. Революцию придумали в 1 789 году, после чего она стала выполнять роль политического шаблона для всех последующих действий.

Сегодня мы имеем уже иной набор базовых понятий. С организационной точки зрения предлагается разграничивать три элементарных типа общественных движений [50. – С. 188]:

• идущие снизу модели (grassroot), характеризующиеся относительно свободной, неформальной и децентрализованной структурой, акцентирующей радикальную политику;

• модели группы интересов, направленные на влияние на политику и строящиеся на формальных организациях;

• партийные модели, акцентирующие электоральные процессы, партийную политику и строящиеся на формальных организациях.

Д. Рухт подчеркивает, что ученые пытаются рассматривать возможности как объективные, а не социально конструируемые. Но они являются именно социально конструируемыми, поскольку, во-первых, их восприятие зависит от процессов фрейминга, во-вторых, возможности сами являются целью политических движений (С. 189). Все это требует принципиального расширения концепции политических возможностей.

Синтезировав ряд подходов, Дуг Мак-Адам предлагает следующие четыре измерения политических возможностей [42. – С. 27]:

• относительная открытость / закрытость институциализированной политической системы;

• стабильность / нестабильность конфигурации элит, вырабатывающих политику;

• наличие / отсутствие союзников элиты;

• возможности государства для репрессий.

При этом ряд исследователей считает, что большинство протестных движений не связаны с процессами изменения политических возможностей [51].

Сидни Торроу, еще один классик этого направления, говорит о структуре политической возможности как о «последовательных, но необязательно формальных, постоянных или национальных сигналах социальным или политическим акторам, которые либо убеждают, либо разубеждают их на использование их внутренних ресурсов для формирования общественного движения» [52. – С. 54]. При этом выделяется четыре основных типа таких сигналов:

• открытие политического доступа, например, перестройка и гласность;

• нестабильность меняющейся расстановки политических сил;

• влиятельные союзники;

• конфликт внутри элит.

Элитный конфликт был характерен как для Украины, так и для многих постсоветских стран.

Анализ взаимоотношений полиция – протестующие на базе акций в Италии и Германии позволил выйти на две гипотезы, позволяющие строить ответные контрреволюционные стратегии [53. – С. 90]:

• более толерантное, избирательное и мягкое поведение полиции благоприятствует развитию протестов;

• более репрессивные, широкие, жесткие техники отбивают охоту у масс, но одновременно радикализируют малые группы.