Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата

Серый поворот удваивает власть Путина. Другое дело, что в этот поворот еще надо суметь вписаться так, чтобы не вылететь на обочину истории. Если Путин не сможет совладать с собственным окружением, то затеянная им «нелиберальная оптимизация» режима захлебнется, и политическая кампания выродится в пропагандистскую. В этом случае новый курс Путина останется одним из неиспользованных черновиков истории.

Глава 22. Реорганизация империи: от ООО «Россия» к ОАО «Путин»

Нет особой нужды вооружаться политическим микроскопом, чтобы разглядеть очевидное: существенные перемены в облике русской власти. Плотность отставок и назначений стала значительно превышать среднестатистический для обычно консервативного в вопросах кадровой политики режима уровень. Скорые на выводы эксперты заговорили о том, что Путин активно меняет свое окружение. Не осталось незамеченным и то, что с переменой окружения стала меняться и сама природа власти: она приобрела привычный для России резко «персонифицированный» профиль. Все это происходит не спонтанно, таким образом политическая система России адаптируется к экономическому кризису как к социальной константе.

Есть, однако, аспект проблемы, на который обращается значительно меньшее внимание, чем он того заслуживает. Одновременно с изменением природы власти — то есть по мере того как политическая власть плавно деградирует в механизм личной власти «национального лидера» — происходит изменение ее структуры. Причем это изменение носит парадоксальный характер. Казалось бы, принимая во внимание обозначенный вектор изменения природы власти, тенденция должна состоять в упрощении и примитивизации ее структуры, однако на деле происходит ее существенное усложнение. Внутри этого парадокса как раз и заложено то противоречие, которому, возможно, в будущем суждено сыграть революционную роль в судьбе посткоммунистического государства и общества в России.

Слияние через поглощение

Структура власти должна быть выстроена вокруг какого-то политического стержня. В Европе — по крайней мере, с наступлением Нового времени — таким стержнем было «гражданское общество». Однако в России все было интереснее: приблизительно с этого же времени «гражданское общество» существовало здесь в очень своеобразной опосредованной (превращенной) форме «самодержавия», воплощаясь поочередно в «сакральной фигуре» то царя, то генерального секретаря, то президента. Вокруг них и выстраивалась система русской власти. В те короткие периоды, когда русская власть теряла этот естественный для нее сакрально-самодержавный стержень, как правило, начиналась русская смута.

И в наши дни инстинкт не подвел лидеров прокремлевской партии, своевременно заявивших о том, что Россия — это Путин и что без Путина не будет России. По сути, они лишь констатировали новую политическую реальность. Путин за пятнадцать с лишним лет правления поглотил посткоммунистическое российское «гражданское общество», словно известный герой Корнея Чуковского — солнце. Он стал единственным его («гражданского общества») внешним политическим проявлением, его универсальным опосредствованием, его содержанием и формой одновременно. В современной России политическую власть отсчитывают от «Путина», который теперь и есть Россия. Так пресловутое ООО «Россия» было преобразовано в ОАО «Путин».

Степенью влияния на Путина измеряется сегодня размер политического (и не только) капитала. Путин как Пушкин — это наше политическое все. Он и закон, и справедливость в одном флаконе, а также и тот суд, который их вершит. Там, где Путин, — порядок и свет, где его нет — хаос и тьма. Поэтому правила политической игры сводятся к тому, чтобы «растянуть» Путина на всю Россию, покрыть им как можно большее пространство. В России сейчас не существует «больших» и «маленьких» вопросов, важных или неважных тем. Любой мизерный конфликт, любой пустяковый спор какой-нибудь «милой дизайнерши» с какой-нибудь «прелестной рестораторшей»[19] может привести в этих обстоятельствах к потрясению основ и к тектоническим сдвигам политических пластов, в центре которых окажется все тот же Путин. Короче, мы в очередной раз говорим «Россия», подразумевая «Путин», и, конечно, наоборот.

От «ларька» к «концерну»

Парадокс состоит в том, что «управление Путиным» оказалось делом гораздо более тонким и сложным, требующим более изощренных инструментов, чем до этого «управление Россией», по крайней мере — посткоммунистической Россией.