Революция консерваторов. Война миров

Недавно я прочитал в Интернете новость, над которой реально задумался. Она действительно меня поразила. Нельзя сказать, чтобы в ней все было прекрасно, но я тем не менее подумал, что если бы такой заголовок попался нам в новостях еще несколько лет назад, большинство людей сказали бы, что, кажется, кто-то сошел с ума. Новость такая: «В Венеции первая женщина-гондольер решила стать мужчиной». Не надо смеяться — лучше оцените всю философскую глубину ситуации. Женщина поборола засилье мужчин в цехе гондольеров — для чего? Для того чтобы стать мужчиной!

Но это никого не смущает. Мало того, эта замечательная история, которую западные СМИ всячески раскручивают, призвана показать, что теперь человек может все. Поэтому и Homo Deus — потому что для них человек стал равен Богу. И теперь он может создавать нового человека — уже не путем естественного размножения, как было задумано Господом — или устроено природой, как угодно. А самостоятельно, выбирая нужные качества. Практически из глины вылепили — а, нет, не нравится, сейчас другого сделаем.

Почему же Россия — по крайней мере пока — принципиально не встает на этот путь, причем не стесняется говорить об этом во всеуслышанье? Тут дело не в тяжелом наследии сталинизма и не в том, что мы изначально плохие. Дело в том, что в русском человеке присутствует своего рода генетическое недоверие к Западу — притом что мы постоянно смотрим на Запад и пытаемся сверять с этим камертоном свои действия. Такой вот загадочный дуализм — то, что имел в виду Фрейд, говоря об амбивалентности русской души.

С одной стороны, вся наша верхушка на протяжении долгого времени традиционно заигрывала с Западом. До какого-то момента она считала, что очень важно, чтобы Запад нас полюбил, одобрил, погладил по голове, сказал, что уж теперь-то мы точно молодцы, признал частью себя и дал возможность влиться в свою великую семью. Притом, конечно, для кого-то это действительно была семья — в прямом смысле слова, поскольку существенная часть русской аристократии была не русской по происхождению, а рожденной и воспитанной за рубежом, и для них это выглядело естественным возвращением домой.

С другой стороны, у нас всегда присутствует осознание, что вливание в западную семью почему-то ничего, кроме зла, России не приносит. А если мы хотим воспользоваться западными технологиями, то для этого, как выясняется, вовсе не обязательно вливаться в семью. Вот в семью влились на наших глазах прибалты, и что? Никаких технологий не получили, зато получили колоссальную депопуляцию. А какие технологии получила бывшая Югославия? Да никаких. То есть ни о каком серьезном экономическом росте либо о том, чтобы эти страны стали зонами технологического благоденствия, даже говорить не приходится. В реальности происходит совсем иное. Мы получали технологии тогда, когда мы их покупали, — во времена товарища Сталина (как бы это ужасно ни звучало для либералов, да и для всех тех, кто понимает, что фигуру Сталина со всей очевидностью невозможно красить одной краской, что белой, что черной).

Итак, что же нам несет Запад? Почему мы никак не можем отдаться ему со всей той страстью, какую хотели бы видеть некоторые представители нашей «элиты» — в прежние времена аристократии, а теперь отнюдь не аристократической, но очень либеральной, склонной к матерку и проклятиям в адрес русского человека, интеллигенции? Мы все время хотим что-то хорошее получить от Запада — но что получаем вместо этого?

В русском народе очень сильна историческая память, которая никак не пускает нас в Европу. Эта историческая память — и о временах походов крестоносцев на Русь, когда нам впервые попытались объяснить, в чем состоит истинное христианство (отсылаю всех к замечательному фильму «Александр Невский»). И о вторжении Наполеона. И, конечно, невозможно не отметить, что наше массовое сознание в огромной степени сформировано на фундаменте победы в Великой Отечественной войне, которую мы вели именно с тем самым просвещенным Западом.

И сейчас мы говорим: «Слушайте, а почему вы все время пытаетесь нас убедить, что вы несете нам добро? Вот и теперь вы несете определенный набор идей — но это уже не в первый раз. Вы уже нам несли идею о сверхчеловеке — но мы при этом не были для вас сверхлюдьми, и потому нас ожидала либо, в лучшем случае, рабская доля, либо уничтожение. То есть вы уже пытались воплотить за наш счет свои идеи и опять пытаетесь идти той же дорогой. Вы сошли с ума?» А нас уверяют: «Нет, ну что вы, одумайтесь, сейчас же все по-другому!»