Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Если в те времена о «промышленной революции» еще не говорили, как же современники воспринимали тогдашнюю действительность? Осознавали ли они, что вокруг происходит что-то удивительное или весьма необычное? В «Политической арифметике» (Political Arithmetic), изданной в 1774 году, Артур Янг обращается к читателям с просьбой «оценить прогресс, коснувшийся всех сфер жизни Великобритании, за последние 20 лет». Спустя два года к этой мысли обращается Адам Смит в «Исследовании о природе и причинах богатства народов», размышляя над «естественным прогрессом Англии в направлении богатства и процветания». В «Британнике» того периода отмечалось, что «открытия и достижения» эпохи «осеняют славой всю страну, чего не добиться лишь завоеваниями и господством». Были выявлены основополагающие причины столь уверенного и стабильного роста. В 1784 году сообщалось, что «Британия – единственная известная до сей поры страна, в которой пласты угля… железной руды и известняка… часто находят на одних и тех же месторождениях, причем недалеко от моря». Современники хорошо понимали суть принципиальных изменений в стране.

Их непрерывность была очевидна, изобретения следовали одно за другим, являя миру все новые и новые чудеса эволюции. В предыдущие столетия периоды социальных или технических преобразований сменялись периодами затишья, что создавало определенный баланс; однако в конце XVIII века изобретениям, казалось, не было конца. Историк-марксист Эрик Джон Эрнест Хобсбаум в труде «Промышленность и империя» (Industry and Empire), изданном уже в 1968 году, писал, что «со времен возникновения сельского хозяйства, металлургии и появления городов в эпоху Нового каменного века индустриализация стала самым масштабным изменением в жизни человечества».

В действительности самые глубокие и трудноуловимые преобразования можно увидеть лишь в ретроспективе. Возможно, изобретатели, инженеры или ученые не отдавали себе отчета в том, что они пытались подчинить природу. Тогда это могли счесть богохульством. И тем не менее в руках человека оказалась безграничная власть. Уголь, пришедший на смену древесине, считался в то время неисчерпаемым ресурсом. Земли, на которых раньше росли деревья, теперь можно было использовать под сельскохозяйственные нужды. В прошлом в силу биологических причин восстановление лесов после вырубки требовало немало времени; теперь же источник энергии находился под землей, а значит, подобных проблем больше не возникало. В результате освоения природных богатств энергоресурсы Британии долгое время существенно превышали ресурсы любой другой европейской экономики. В этом заключалась одна из ключевых причин индустриализации.

По оценке историка промышленной революции Э. А. Ригли, 10 миллионов тонн угля, добытых в 1800 году, обеспечивали энергию, равную той, что можно было получить при сжигании древесины с 10 миллионов акров земли. Отказ от органической экономики означал, в свою очередь, снятие ограничений, сковывавших экономический рост. Времена года больше не имели значения, равно как и приливы и отливы, ветер и вода. Неограниченные запасы черного золота скрывались в бесчисленных кавернах под землей. Когда-то Англию называли страной рощ и лесов; теперь же она стала королевством угля.

Впрочем, прогресс шел медленно и неравномерно. Хотя некоторые отрасли, например металлургия, текстильная и угледобывающая промышленность, развивались стремительно, большинство британских фабрик и заводов продолжали существовать в рамках традиционной экономики еще целых сто лет. Пекари, мельники, кузнецы и дубильщики словно застыли в середине XVIII века, когда страна уже шагнула в эпоху правления королевы Виктории. А многие мастерские и вовсе продолжали работать как в XVII веке. В ту пору параллельно существовали разные эпохи и уровни квалификации.

Увеличение объемов добычи угля было постепенным, но неизбежным. В течение XVIII века добыча выросла с трех до десяти миллионов тонн, а в период с 1800 по 1850 год был зафиксирован пятикратный рост. В результате английский пейзаж изменился навсегда. Газета Birmingham Mail писала, что «голубое небо скрылось за смрадной завесой черного и серого дыма. Земля превратилась в огромную неприглядную груду мертвого пепла и сажи. Каналы с растворенной в них угольной пылью явственно демонстрируют, какой грязной может быть вода, – и все же она продолжает течь. Ветхие дома, ветхие заводы, накренившиеся черные трубы, изрыгающие огонь печи, неряшливый, почерневший от дыма народ». Аналогичный образ величия и ужаса предстает в описании центральных графств Англии в «Лавке древностей» (The Old Curiosity Shop) Чарльза Диккенса.