Планомерный технический прогресс регулировался неписаными законами взаимозависимости. Существуют наглядные примеры изобретений и открытий, сделанных в одно и то же время разными людьми. Так, летом и осенью 1815 года инженер-механик Джордж Стефенсон из Ньюкасла-на-Тайне и химик Гемфри Дэви из Лондона придумали конструкцию безопасной рудничной лампы для шахтеров; один из коллег Стефенсона предположил, что оба исследователя «сами, независимо друг от друга открыли принцип работы такой лампы». Изобретения для схожих целей возникали в большом количестве в течение нескольких лет или даже месяцев. Технология пудлингования чугуна, благодаря которой появилась возможность получать прутковое железо без использования древесного угля, была в течение нескольких месяцев успешно внедрена в Южном Уэльсе и в Фонтли недалеко от Плимута; изобретатели при этом не знали о существовании друг друга. Счастливое совпадение? Кто знает.
Свидетельства подобного бессознательного взаимодействия видны повсюду. Так, технология расточки пушечных стволов использовалась для изготовления цилиндров паровых двигателей; изобретение коксовой печи позволило производить чугун; производство чугуна, в свою очередь, повлекло за собой изобретение паровой машины Томаса Ньюкомена; а паровая машина обеспечила возможность производства металла в промышленных масштабах. Когда стало ясно, что паровой двигатель обладает слишком высокой мощностью для деревянных станков, их впервые стали заменять железными машинами; в результате появлялось все более и более тяжелое машинное оборудование, которое, в свою очередь, требовало более мощных двигателей. Все процессы были взаимосвязаны, ускоряя технологический прогресс и меняя его природу. Одни машины использовались для изготовления других – более крупных и производительных. И здесь нельзя не вспомнить историю появления роботов.
Для работы в кузнях и на фабриках требовалось все больше пара, что способствовало созданию более мощных паровых двигателей. Металлические рельсы, по которым сперва перевозили вагонетки с углем, теперь стали использоваться и при строительстве первых железных дорог. Массовое производство канализационных труб на керамических заводах сыграло большую роль в улучшении санитарных условий в Англии XIX века, а кроме того, позволило лучше дренировать поля, что, в свою очередь, повысило урожайность. Увеличение объемов сельскохозяйственной продукции позволяло обеспечивать растущее число занятых в промышленности. На фоне подъема текстильного производства остро встал вопрос изобретения нового способа быстрого отбеливания ткани, и химики обратили взор в сторону купоросного масла или серной кислоты, оставив поиски магического эликсира бессмертия в прошлом.
Использование машинного оборудования на производстве привело к увеличению объема выпускаемой продукции, а это, в свою очередь, повлекло за собой расширение рынков сбыта. Так возникла известная дихотомия: массовое производство провоцирует большой спрос или массовое потребление вызывает рост производства? Впрочем, возникают и другие вопросы. Как, например, возможно, что две совершенно не связанные между собой отрасли – производство хлопка и металлургия – могли развиваться одновременно и в одинаковом темпе? Словно подчиняясь принципам естественной эволюции, эти станки и машины приобрели биологические характеристики живого организма. Не лишним будет вспомнить теорию Дарвина об органической эволюции, чтобы объяснить этот медленный, постепенный, но стабильный и неотвратимый процесс промышленной революции.
Ничто из вышеперечисленного не было бы возможно без распространения так называемого научного подхода, доставшегося в наследство от самого Исаака Ньютона, который столетием ранее был не только теоретиком, но и практиком и сам создавал для себя необходимый научный инструментарий. В возрасте 26 лет он сконструировал телескоп-рефлектор и собственноручно изготовил для него вогнутое параболическое зеркало из сплава олова и меди. Будучи президентом Королевского научного общества, он придавал особое значение рациональному подходу и экспериментаторству, которые через сто лет сыграли ключевую роль в эпоху промышленного переворота. В начале XVIII века в Лондоне и других городах страны под эгидой Королевского общества устраивались научные лекции, на которых нередко можно было увидеть «барометры, термометры и другие подобные инструменты, необходимые для проведения экспериментов». Ученик Ньютона лексикограф Джон Харрис читал лекции по математике в кофейне «Марина» (Marine) на улице Бирчин-Лейн «ради общего блага». А британский натурфилософ Джон Теофил Дезагюлье выступал с лекциями по экспериментальной философии, однако включал в них рассуждения о первых паровых двигателях, которые «приносили чрезвычайную пользу для осушения шахт, снабжения водой городов и домов благородного сословия». Уже к 1730-м годам были подробно изучены волшебные свойства электричества.