Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Редкие промыслы процветали в небольших отдельно взятых районах. Так, Прескот специализировался на изготовлении деталей для часов, Чоубент и Ли – на гвоздях, а Эштон-ин-Мейкерфилд славился замками и петлями. Сырье для изготовления скобяных изделий добывали в различных областях. Олово и медь везли из Корнуолла; свинец был в изобилии в Мендипе, однако богатые залежи этого металла находились еще в Камберленде и Дербишире. Соль прочно ассоциировалась с Чеширом, а сланец испокон веков таился в недрах Камберленда и Северного Уэльса. Портленд служил источником камня. В XVIII веке Англия обладала обширной сокровищницей природных богатств, которые запросто можно было пустить в дело, что, в свою очередь, и стало толчком к промышленному прогрессу.

В результате каждая область и каждый город принципиально отличались друг от друга; в некоторых местах на работу набирали преимущественно женщин, в других ориентировались на циклические «подъемы и спады» в различных отраслях промышленности. Динамика цен зависела сразу от многих переменных. Кустарная промышленность формировалась за счет ремесленного или надомного производства. Когда в 1803 году банкир Оакс из города Бери-Сент-Эдмундс отправился в деловую поездку в Ланкашир, он заметил, что, прибыв в это графство, он будто «оказался в другой стране». Все было непривычным и новым; казалось, что даже люди здесь совсем другие. Историк и путешественник Джон Бинг писал в дневнике, что простой крестьянин из Кромфорда превратился в «нахального механика». Поэт Джозеф Хили, который позднее воспевал сопротивление при Питерлоо[201], в 1777 году писал о рабочих стекольного завода в Стаурбридже, которые выглядели словно «полусгоревшие мертвенно-бледные животные». Это была совершенно новая нация.

Почему социальная революция произошла именно в Англии, а не во Франции или в Австрии? Ответ на этот вопрос можно найти у Дефо, который считал, что к началу XVIII века Англия стала «самой процветающей и богатой страной в мире». Во Франции, например, запасы сырья были скудными, а возможности инвестирования – ограниченными. Кроме того, в стране традиционно отдавалось предпочтение небольшим предприятиям с такой формой управления, которую более крупные фермеры Англии вскоре вовсе перестали использовать. Более того, в Англии фактически отсутствовал государственный или бюрократический надзор, который регламентировал процесс изменений; вместо этого правительство посредством ряда законодательных актов всячески поддерживало всех стремившихся изменить заведенные порядки, существовавшие в различных отраслях промышленности и производства. Расшатывание устоев, как это называли, на деле означало лишь отказ от старого порядка. Общепринятые традиции были признаны безнравственными, а привычные убеждения язвительно называли суевериями; приятные бонусы, которые рабочие привыкли получать на работе, вроде случайного куска материи или металла, теперь считались кражей.

История патентов, как мы уже видели, иллюстрирует продолжительный период изобретательства и расцвет научной мысли второй половины XVIII века. Такое развитие событий можно объяснить природным прагматизмом англичан. В те времена наука и производство были тесно связаны, а такие объединения, как Лунное общество Бирмингема, позволяли сотрудничать промышленникам, экспериментаторам и ученым. Плодами их совместной работы стали различные машины и оборудование, положившие начало техническому прогрессу. В условиях конкуренции и стремления к прибыли любой предприниматель мог заявить о себе. Современники отмечали, что, в отличие от других наций, в англичанах был силен дух стяжательства, им были свойственны напор и беспощадность в достижении поставленных целей. В совокупности все это производило необходимый эффект.

Отчетливее всего новый порядок проявлялся в промышленных городах. Некоторые из них, например Уиган, Болтон и Престон, называли фабричными. Они резко выделялись на фоне обычных городов. В большинстве случаев там отсутствовала какая-либо инфраструктура, не было церквей и больниц. Такие города создавались в тот момент, когда этому наиболее благоприятствовали промышленные условия, и в некотором смысле напоминали города периода золотой лихорадки 1849 года в Калифорнии. Один из посетителей свинцовоплавильных фабрик в Шеффилде заметил, что дома в городе были «темными и закопченными из-за постоянного дыма из кузниц». О городе Барнсли, известном как «черный Барнсли», писали, что «сам город такой же черный и закопченный, как все кузнецы, живущие там». От Рочдейла до Уигана, от Бери до Престона темное пятно дыма из фабричных труб росло и ширилось. В 1753 году Болтон был небольшой деревушкой с одной улицей, утыканной домишками с соломенными крышами и огородиками; двадцать лет спустя его население выросло до 5000 человек; еще через шестнадцать лет – до 12 000, а к началу XIX века – до 17 000 жителей.