Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Нарастающие призывы к свободе после отступления герцога Брауншвейгского настолько сильно взволновали политических реформаторов Англии, что газета The Times в октябре писала: «Полиции следует внимательнее следить за теми подстрекателями к революции, которые расклеивают листовки с призывами к мятежу». Тем не менее кабинет Питта казался на удивление апатичным и осторожным. По-видимому, вооруженные силы страны не имели достаточных ресурсов для подавления восстаний в крупных и мелких городах. Безусловно, правительство не собиралось объявлять войну Франции, опасаясь, что народ не потерпит конфликта с новоиспеченной республикой. В ноябре 1792 года в Министерство внутренних дел со всех концов страны стали поступать предупреждения о готовящихся бунтах; сообщалось, что «низшие сословия» объединялись в группы заговорщиков, готовили оружие и прятали его в определенных местах. Когда министерство наконец приняло решение собрать добровольческие отряды в некоторых областях страны, Фокс и его коллеги пришли в ярость. «Признаюсь открыто, – писал Фокс, – если они действительно это сделают, я приду в бешенство и вряд ли сочту, что французские фонари – это слишком суровое наказание». Фонарные столбы использовались в качестве виселицы для жертв террора. В декабре после публикации второй части «Прав человека» Томас Пейн был заочно осужден за распространение клеветы в подрывных целях.

По словам Фокса, правительство делает все, чтобы воскресить воспоминания о гражданской войне, и действительно, страна стояла на пороге всеобщего раскола. Стоило где-то появиться реформаторам, как тут же возникали и лоялисты, некоторую уверенность которым придавали магистраты и полиция. Например, в ноябре 1792 года в Лондоне на встрече в таверне «Корона и якорь» было основано Общество защиты свободы и собственности от республиканцев и уравнителей-левеллеров (Association for Preserving Liberty and Property against Republicans and Levellers). Одним из самых ярких эпизодов деятельности этого общества было «сжигание Пейна», когда чучело, символизировавшее писателя, бросили в костер. В ноябре в городе Челмсфорде в графстве Эссекс толпа сторонников монархии сожгла это чучело. Местная газета сообщала: «Чучело этого бесславного мятежника Тома Пейна было выставлено в городе на всеобщее обозрение; его посадили на стул, который несли на плечах четверо мужчин; в одной руке у него были “Права человека”, а под мышкой зажата пара корсетов [в напоминание о его прежнем ремесле]; голову украшало подобие фригийского колпака[217], а вокруг шеи намотана веревка. На плакате, который несли перед чучелом Пейна, было написано: “Смотрите на предателя! На того, кто из зависти, корысти и амбиций мог бы потопить эту счастливую страну в крови!”»

Сообщалось, что по всей стране состоялось порядка 400 подобных сожжений.

В том же месяце обстановка накалилась еще сильнее. Национальный конвент в Париже заявил, что французское правительство и народ клянутся в братских чувствах ко всем «подневольным народам», они объявили «все правительства стран врагами, а народы этих стран – друзьями». Это был прямой призыв, обращенный к реформаторам и демократам с целью поднять восстания во всех европейских странах, особенно в Англии и союзнических государствах. Питт с осторожностью начал военные приготовления. Отряды добровольцев перебросили ближе к Лондону, охрану Тауэра усилили. Был установлен более жесткий контроль над радикальными клубами. Министерство по надзору за иностранцами (Alien Office), в котором служили многочисленные выпускники колледжа Крайст-черч в Оксфорде, внимательно следило за прибывающими в страну французскими беженцами и потенциальными революционерами. Секретная служба Фрэнсиса Уолсингема во времена правления Елизаветы I и Джона Тёрло в годы протектората Кромвеля становилась все более профессиональной.

Страшные вести пришли 21 января 1793 года. В этот день был казнен Людовик XVI. Когда королю отсекли голову, 80 000 солдат разразились радостными возгласами и аплодисментами, а любопытные зеваки, оказавшиеся в самой гуще событий, окунали пальцы или платки в кровь монарха. «А она щедро посолена!» – выкрикнул кто-то из толпы. Губернатор Моррис, посланник Соединенных Штатов в Париже, в разговоре с Томасом Джефферсоном пророчески заметил: «События во Франции повергнут англичан в священный ужас, который в силу присущего им хладнокровного и спокойного нрава им совершенно не свойственен». Лондонские театры закрылись, а все, кто мог позволить себе черное, облачились в траур. Даже Фокс, убежденный франкофил, назвал случившееся «возмутительным примером жестокости и несправедливости». На каждом углу глашатаи кричали о новых и новых убийствах и бесчинствах во Франции. Когда король Георг III выехал из дворца, толпа встретила его с криками «Война с Францией!». Сообщалось, что Парижем правят тигры.