Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

21 января 1794 года открылась очередная парламентская сессия, и министры всячески подчеркивали успехи кампании. Герцог Йоркский не взял Дюнкерк, однако Австрийские Нидерланды все еще были свободны. Вест-Индия оставалась во владении Франции, однако был захвачен остров Тобаго. Сардиния и Испания объединили силы. Британский флот по-прежнему властвовал на море, а значит, французские торговые суда подвергались постоянным нападениям. Австрия и Пруссия не предоставляли весь объем военной помощи, который ожидали от них, и смотрели друг на друга с нескрываемым подозрением. Однако на тот момент это оставалось вопросом будущего.

Куда больше парламентариев интересовали внутриполитические вопросы. 12 мая Томас Харди, Джон Хорн Тук и еще двенадцать человек были арестованы по обвинению в государственной измене. Харди основал Лондонское корреспондентское общество в таверне «Колокол», а Тук помог объединить радикальные общества в единое национальное движение. Харди взяли в его собственной сапожной мастерской на Пикадилли, тем временем были конфискованы все бумаги различных лондонских реформаторских обществ. В отчете от 16 мая нового тайного комитета, учрежденного парламентом, значилось, что все подобные группы «должны рассматриваться как изменнические подпольные организации, действующие с целью свержения существующих законов и конституции, насаждения анархии и учинения беспорядков, которые оказали столь пагубное действие на состояние Франции». Спустя два дня было временно приостановлено действие Хабеас корпус акта[219], а следовательно, политические преступники могли содержаться под стражей без санкции суда. Эта мера была принята во избежание беспорядков, подобных тем, которые охватили Париж.

Суд над Харди и другими фигурантами дела начался 25 сентября в Олд-Бейли и сопровождался многочисленными техническими обсуждениями сути обвинения. Харди был оправдан первым ввиду отсутствия доказательств его вины, и ликующая толпа вынесла его на руках из зала. За процессом следили многочисленные зеваки на улице и взволнованные зрители в зале суда. Следующим на скамье подсудимых оказался Тук, и через восемь минут он также был оправдан. Третьим невиновным признали Джона Телволла, одного из самых радикально настроенных ораторов и лекторов. Затем, к радости толпы, которая наводняла улицы Лондона, обвинения по другим делам также были сняты; обвиняемые признаны невиновными в государственной измене исключительно ввиду отсутствия доказательств, которые могли бы подтвердить совершение особо тяжкого преступления, каравшегося повешением.

Несмотря на провалившийся судебный процесс, сторонники реформ утратили запал. Война с Францией, в которой теперь, разумеется, видели врага, и кровопролитные события в Париже охладили пыл борцов за революционные идеалы Французской республики. Хотя угроза обвинения в государственной измене ослабла, полностью она не исчезла. Общество конституционной информации более не проводило встреч в Лондоне, а Хорн Тук ушел из политической жизни.

Этот период называют началом «эпохи террора» Питта. Ее кульминация наступила спустя четыре года, когда стали повсеместно арестовывать реформаторов. Порой эти события сравнивают с массовыми казнями, которые устроили в Париже Марат и Робеспьер; впрочем, даже если это так и было, то все происходившее в Англии по накалу страстей не шло ни в какое сравнение с событиями по ту сторону Ла-Манша. Действительно, непрекращавшиеся нападения на членов радикальных обществ многих заставили замолчать. Однако, по статистике, за десять лет было предъявлено лишь двести обвинений, а некоторые из них, как, например, суд над Туком и Телволлом, закончились оправдательными приговорами. Обстановка не выглядела революционной.

Характер нации лучше всего проявился, когда адмирал Ричард Хау нанес поражение французскому флоту в Атлантическом океане в начале лета 1794 года. Это сражение вошло в историю под названием «Славное первое июня». Когда вести о победе достигли Лондона, в Королевском оперном театре был остановлен спектакль, а зал зазвенел голосами зрителей, восклицавших «Правь, Британия!», и звуками национального гимна. В городе устроили праздничную иллюминацию, а король с консортом отправились в Портсмут, чтобы лично приветствовать возвращавшиеся корабли.