Революция отвергает своих детей

Я думал, что мы поедем к московскому радиоцентру. Вместо этого, мы поехали в противоположном направлении. Через четверть часа машина остановилась перед новым домом на Шаболовке № 34. Этот дом был также окружен садом, обнесен забором и охранялся. На проходной смотрели наши бумаги и только теперь я понял, где мы находимся. Это была первая телевизионная станция Советского Союза. Она была, насколько мне известно, построена в 1938–1939 годах и с тех пор здесь делались телевизионные передачи, правда в очень скромном объеме.

В начале войны работа на станции была прекращена и теперь ее использовали для радиопередач Национального комитета «Свободная Германия». Позже я слыхал, что из другой студии, но в том же доме, посылались знаменитые «реплики, врывавшиеся во враждебные передачи».

Мне рассказывали, что эти передачи, благодаря особым приспособлениям, настраивались на немецкие волны так, что эти реплики легко можно было вставлять. Несколько раз я слышал, что человек, бросавший эти реплики в эфир, о которых наверное могут вспомнить все радиослушатели Германии, был не кто иной, как Пауль Вандель, мой прежний учитель по школе Коминтерна.

В огромной комнате, которая была вся заставлена сложными телевизионными аппаратами, нас приветствовали инженер и его сотрудники.

Антон Аккерман и наш диктор Фриц Гейльман, бывшей депутат провинциального парламента (ландтага) от КПГ в Тюрингии, ознакомили меня с работой.

— Это совсем просто, — заметил Антон Аккерман. Ты внимательно прослушай, как Гейльман читает передачи, а потом мы сделаем с тобой несколько пробных передач.

Я надеялся, что мне дадут хоть какое‑то время, чтобы войти в работу, но мне сразу же сунули в руки тексты следующей передачи.

— Ну, Вольфганг, не хочешь ли сразу попробовать, — спросил меня Аккерман.

— Как, сразу в эфир?

Незадолго до следующей передачи, я поместился в студии рядом с Фрицем Гейльманом. Торопливо он дал мне еще несколько важных указаний. Через короткое время вспыхнула красная лампочка. Я услышал мелодию: «Бог, повелевший расти железу» («Der Gott, der Eisen wachsen lieb»). Этой мелодией всегда начинались наши передачи. Затем послышался ясный голос Фрица Гейльмана:

— Внимание, внимание, говорит радиостанция Национального комитета «Свободная Германия»! Мы говорим от имени немецкого народа! Мы призываем к спасению государства!

После того, как Гейльман прочел последние известия, я начал читать военную сводку.

После передачи Аккерман, дружески улыбаясь, сказал:

— Вот видишь, все идет отлично. У тебя голос создан для радиопередач. Если хочешь, можешь завтра же начинать. Первое время ты будешь читать вместе с Фрицем Гейльманом, но как только ты ознакомишься со всеми уловками, вы сможете тогда делить передачи между собой.

Так я стал диктором радиостанции «Свободная Германия».

Это была очень напряженная работа, но зато мы были прекрасно обеспечены. Дикторы, особенно, если им приходилось работать и по ночам, принадлежали в Советском Союзе к наиболее высокооплачиваемым категориям людей. Каждый из нас в здании радиостанции имел отдельную комнату для отдыха и два раза в неделю мы получали помимо питания в гостинице «Люкс» еще добавочные продукты, именуемые пайком.

Но профессия диктора в Советском Союзе имеет и свои теневые стороны. Контроль и служба подслушивания работали исключительно четко. Малейшая оговорка строго каралась. К счастью радиостанция «Свободная Германия», единственная в СССР, находилась на особом положении: мы не были присоединены к органам контроля и службы подслушивания. Нашим радиоконтролером был Бруно Шрам, партийный работник из Берлина–Нейкёльна, который после 1933 года эмигрировал в СССР, а в гражданскую войну в Испании участвовал в сражениях. В его задачу входило записывать все технические помехи, а также наши оговорки и ошибки, в особую книгу, и показывать Антону Аккерману, который делал в ней свои пометки,

В течение целого года в наши передачи вкралось только несколько незначительных ошибок. Действительное несчастье случилось на нашей радиостанции всего один раз.

Иногда жена президента Национального комитета Ли Вейнерт заменяла нас, если кто‑нибудь заболевал или должен был отлучиться. Часто случалось, что за несколько минут до передачи нам звонили и просили внести кое–какие изменения. Однажды вечером, когда на передаче была Ли Вейнерт, незадолго до начала опять позвонили и попросили ее переменить слово «фашизм» на первой странице текста на слово «национал–социализм». Сразу же после звонка загорелась красная лампочка и Ли Вейнерт протрубила в эфир:

— Говорит радиостанция национал–социализма.

Это было ужасно, и судьба Ли Вейнерт была бы решена, если бы она работала на Московском радиоузле. К счастью эта оплошность не имела для нашей радиостанции тяжелых последствий.

Перед началом передач было принято делать пробу, чтобы проконтролировать техническую проводку. Было разрешено говорить из любого текста, так как все равно это не попадало в эфир. Однажды, когда я делал подобную пробу, мне захотелось прочесть мое обращение на английском языке: