Революция отвергает своих детей

После окончания редакционной работы, диктор обязан был передать цензору весь материал. Я должен был каждой второй день ездить с текстами передач в нашей американской машине в Главное политическое управление Красной армии, которое находилось во время войны в большом здании на Арбатской площади. Там весь материал просматривался полковником Брагинским, заведовавшим в то время 7–ым отделением (пропаганда на языках держав «оси»). Брагинский до войны был профессором восточных языков, а, кроме того, прекрасно владел всеми западноевропейскими языками, и среди всех, кого я знал, был одним из образованнейших советских людей! Он, как и Эрне Гере, обладал особой способностью быстро схватывать главные факты и вся цензура длилась не более нескольких минут.

В редких случаях работу полковника Брагинского выполняла Фрида Рубинер, многолетняя коммунистка; в начале двадцатых годов она переводила на немецкий язык книги Троцкого, Бухарина и Радека (об этом она вспоминала, наверное, неохотно) и долго жила в Советском Союзе. Во время войны она была одной из немногих немок, служивших в ПУРККА. Фрида Рубинер составляла листовки и воззвания, написала брошюру «Правда о Советском Союзе», напечатанную под псевдонимом Ф. Ланг, широко распространяемую в лагерях военнопленных.

Редко случалось, что полковник Брагинский или Фрида Рубинер изменяли передачу. Статьи, составляемые нами в городской редакции, читались мною в исправленном цензурой изложении. Гораздо сложнее обстояло дело, когда требовалось изменить что‑либо в комментариях, составленных генералами и офицерами в Луневе и записанных уже на пластинки.

Б таких случаях нами был найден выход из положения, думаю, единственный в истории современной радиотехники. Пластинка проигрывалась до места, которое необходимо было вычеркнуть; здесь техник острым предметом вырезал на пластинке кусочек так, что вместо слов получалось шипение. Женщина–радиотехник отмечала себе это и во время передачи давала мне знак. Пластинка выключалась мною на несколько секунд, и слушатель вполне мог подумать, что это случайная помеха.

Из всех радиостанций того времени, наша была, пожалуй, самая примитивная: маленький, магнитофон и простые пластинки, вот все, что было в нашем распоряжении для передач.

Несмотря на это наши передачи часто бывали живее и интереснее официальных московских передач, не отставали они и от передач западных союзников. Я объясняю это правильной постановкой дела нашим руководителем Аккерманом, который сумел создать товарищеское содружество коллектива с членами радиоредакции в Луневе. Тогда я надеялся на то, что совместная работа с нашими новыми товарищами из Национального комитета после уничтожения национал–социалистического режима не только продолжится, но и окрепнет. Все это оказалось, однако, иллюзией — как и многое, во что я верил в 1944 году.

НАДЕЖДЫ КОМСОМОЛЬЦЕВ

Через моих новых друзей в гостинице «Люкс» я скоро связался с советскими комсомольцами. В Москве я снова встретил Яна Фогелера. Жил он в «Доме правительства», в огромном здании для партработников, на берегу Москвы–реки.

У него часто собирались русские и иностранные комсомольцы. Это были, главным образом, студенты, интересующиеся литературой, философией и политикой; были между ними и студенты знаменитого «ИФЛИ» (института философии, литературы и истории), высшей школы, куда особенно стремилась попасть молодежь, но в которую принимали только после чрезвычайно строгого экзамена, выдержать который было очень трудно. Бывали у Яна и студенты педагогического и юридического факультетов, или комсомольцы, специально обученные для выполнения особых заданий (например, будущие партизаны). Наши дискуссии были очень интересны и продолжались, порою, всю ночь напролет.

Все мы жили надеждой, что победа над фашизмом вызовет в Западной Европе рождение чего‑то «совсем нового, что совершится огромный общественный переворот; некоторые из нас употребляли даже слово «возрождение», надеялись на возникновение новых социалистических движений и новых социалистических государств, которые во многих отношениях должны были быть «иными», чем Советский Союз Последнюю мысль высказывали, конечно, завуалировано.

После того, как в начале августа 1943 года впервые была отмечена салютами и фейерверками победа Красной армии под Курском и Орлом, стало обычным оповещать победы Красной армии салютами, экстренными радиопередачами, фейерверками. При особо значительных победах тысячные толпы людей ликовали на улицах в надежде на скорый конец войны, на то, что минует опасность для всех. Но вскоре люди привыкли и стали расценивать победы, как подтверждение, что война вступила в свою последнюю фазу.

В начале 1944 года, когда советские войска подошли к реке Прут — советской границе — радость населения была огромна, несмотря на то, что большая часть СССР была еще занята вражескими войсками.