Революция отвергает своих детей

«Не впервые наш народ имеет дело с зазнавшимся вражеским захватчиком. В свое время наш народ ответил на поход Наполеона против России Отечественной войной. Сперва последовало поражение, а потом и полный разгром Наполеона. То же самое произойдет с зазнавшимся Гитлером который начал новый поход на нашу страну. Красная Армия и весь наш народ вновь ведут победоносную Отечественную войну за нашу родину, за честь и свободу».

Выступление Молотова было самой короткой речью, которую мне приходилось слышать в Советском Союзе. Он закончил ее призывом к советскому народу:

«Граждане и гражданки Советского Союза! Правительство призывает вас сплотиться еще теснее вокруг нашей славной большевистской партии, нашего советского правительства и нашего вождя, товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Молотов окончил свою речь, однако смысл ее содержания с трудом входил в наше сознание. В наших ушах еще звучали его слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Мы сидели окаменев, не в состоянии охватить значения случившегося. Мы вышли с Бенеком из комнаты, нас тянуло к людям. В соседней комнате разговаривали несколько студентов и мы подсели к ним. Настроение у всех было подавленное и тревожное. По радио передавали военные песни и марши, но они никак не гармонировали с нашим внутренним состоянием.

В комнату вошла одна студентка. Громко и энергично, почти радостно, она заявила:

— Ну, теперь, мы повоюем!

— Нет никакой причины радоваться, — последовал ответ одного из нас, — война всегда приносит с собой ужасы и страдания.

Мы вновь умолкли. В этот момент я ощутил, насколько я сросся с Советским Союзом. Я начал размышлять о том, что многое из того, что было построено за эти годы будет разрушено, что война потребует бесчисленных человеческих жертв, что развитие страны будет приостановлено и многие достижения будут уничтожены. Меня удручало это сознание. Несмотря на все свои критические мысли и оппозиционные настроения, я продолжал восторгаться строительством в Советском Союзе и известие о войне подавило меня. Должно быть, мысли и чувства остальных студентов мало отличались от моих. Постепенно мы начали приходить в себя.

Мы прервали давящее молчание и начали, нерешительно и задумчиво, высказывать разные предположения.

— Теперь настанет конец гитлеровскому фашизму. Теперь Гитлеру придется расплачиваться за свою захватническую политику в Европе.

— Наверно наши войска немедленно войдут в Польшу. Но было высказано и скептическое мнение:

— Борьба будет очень тяжелой. Надо считаться с тем, Гитлер продвинется к Западной Украине и к Западной Белоруссии, и что его наступление сможет быть остановлено на старых границах Советского Союза. У нападающего всегда более выгодное положение.

Но это мнение вызвало возражение всех присутствующих. Начиная с 1936 года нас беспрерывно убеждали в том, что повторение интервенции 1919–1922 гг. теперь уже невозможно. На всех собраниях нам доказывали, что в случае нападения на Советский Союз, Красная армия отобьет агрессора и разобьет его на его собственной территории. Уверенность в этом настолько вошла нам в плоть и кровь, что войну на советской территории мы себе просто не могли представить.

Один из наших студентов задал вопрос, который в этот день наверно задавался везде, где речь шла о войне:

— А что будет теперь делать Англия?

Наши мнения разделились. Одна из студенток начала утверждать, что теперь мы будем вместе с Англией бороться против Гитлера. Но после двух лет советско–германского пакта эта мысль казалась почти невероятной.

Послышалось скептическое возражение. Один из студентов сослался на полет Гесса в Англию:

— Никакой настоящей войны между Германией и Англией до сих пор не было. Зато теперь они совместно пойдут против Советского Союза.

Но с этим предположением мало кто соглашался. Большинство нашей студенческой группы считало, что у нас образуется общий фронт с Англией против Гитлера.

— А наши экзамены! — воскликнула вдруг одна из студенток.

Напоминание об экзаменах вернуло нас к проблемам нашей обычной жизни. Мы вышли из общежития. На улицах бродили толпы людей. Москва напоминала потревоженный муравейник. Магазины были переполнены. Все бросились делать закупки, помня, что в России война сопровождается всегда голодом. Мы были политически сознательными комсомольцами и отнеслись к этим закупкам отрицательно. Продавец папирос посмотрел на меня с удивлением, когда я попросил у него лишь одну пачку. Все остальные покупали десятки пачек.

В нашем институте настроение было значительно спокойнее. Комсомольские работники обходили студентов, призывая нас нe поддаваться панике и спокойно продолжать наши занятия. Мы даже были оскорблены немного и ответили, что мы это понимаем и без них.