Революция отвергает своих детей

Во время войны были отменены все существующие правила об отпусках. Отпуска заменялись денежной выплатой. Руководители предприятий и учреждений получили право вводить сверхурочные часы, оплачиваемые в полуторном размере.

В нашем вузе, как и везде, в этот вечер проводилось комсомольское собрание, посвященное началу войны. Большое помещение, в котором проводились собрания нашего Института, было переполнено. Мы сидели в напряженном молчании. Казалось, что возродилось настроение времен революции и гражданской войны, о котором мы читали в комсомольских книжках. «Для комсомола настало время оправдать доверие….», услышали мы с трибуны. Мы это понимали и каждый из нас был готов доказать свою жертвенность. От руководителей нашей комсомольской организации мы узнали, что часть наших комсомольцев были сегодня утром уже направлены на строительство новых очередных линий метро. Строительство должно было быть закончено в кратчайшие сроки, чтобы создать добавочные бомбоубежища для московского населения.

На собрании выступало несколько комсомольцев. Они часто употребляли слово «вероломно». В своих выступлениях они неоднократно подчеркивали, что гитлеровская Германия напала на Советский Союз, нарушив договор о ненападении. В словах выступавших чувствовалось возмущение этим вероломным нападением и твердая воля отбросить назад вторгнувшегося агрессора.

Это чувство было искренним даже у тех, кто относился критически к режиму и был настроен оппозиционно. Оно было искренне даже у тех, чьи родители находились в заключении в сталинских лагерях. То, чего Сталин не мог полностью добиться ни террором, ни пропагандой, было достигнуто теперь благодаря Гитлеру. В эти дни 1941 года большинство людей в Советском Союзе видело в правительстве подлинных представителей своих интересов.

Рядом со мной стояла студентка, с которой у меня уже не раз бывали оппозиционные разговоры: она мне прошептала:

— На этот раз всё это действительно совсем иное.

В конце собрания несколько студентов запели «Интернационал» и, подхваченный всеми, он мощно зазвучал по всему залу. Мы вернулись в наше общежитие внутренне взволнованные. В эту ночь, с 23 на 24 июня, мы проспали только несколько часов. Нас разбудили сирены. В репродукторах голос диктора медленно повторял три слова, которые впоследствии нам пришлось слышать не раз: «Граж–дане! Воз–душ–ная тре–во–га!»

В эту ночь мы услышали эти слова впервые. До нашего сознания не сразу дошел их смысл. Совсем еще сонный я вскочил с кровати. Мой друг, участник испанской войны, ворчал:

— Проклятие! Я уже успел отвыкнуть. Прошло ведь два года с тех пор, как мы в Барселоне слышали нечто подобное.

Захватив наши противогазы, мы спустились в бомбоубежище. Это был простой под–вал — один из тех, которые не успели оборудовать под убежище. И таких было еще большинство. Сперва было все тихо. Потом мы услышали вдали гул моторов и залпы зениток. Для нас все это было необычайным и волнующим. Как обычно в таких случаях, нашлись и среди нас «знатоки» военного дела. По звукам моторов они «узнавали» типы самолетов. Я отнесся к ним с недоверием. Довольно странно, что они называли только те типы самолетов, которые были знакомы нам по урокам военного дела.

Единственный, кто давал вразумительные объяснения, был мой товарищ, участник гражданской войны в Испании. Его авторитет рос буквально на глазах. Продержался он, однако, только до следующего утра. Утренние газеты сообщили, что ночная тревога была учебной. Проверялась подготовка к противовоздушной обороне в столице. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Трудно было скрыть, что в этой области почти ничего не было сделано. Видимо, даже высшее руководство партии и правительства не ожидало, что война начнется в июне 1941 года. Надо было наверстывать упущенное время: организовывать систему ПВО, создавать санитарные отряды и группы местной противовоздушной обороны, приспосабливать подвалы для бомбоубежищ, формировать части воздушной защиты, проводить затемнение и маскировку.

Работа закипела. Через несколько дней облик Москвы изменился. Самые высокие здания города, как, например, здание Совета министров и находящаяся напротив него огромная гостиница «Москва», до сих пор сверкавшая белизной, были перекрашены в маскировочные цвета. Мостовые главных улиц запестрели раскраской, создающей впечатление, что вы идете по крышам маленьких домов. Такие «крыши» появились также на главных площадях города, например, на площади Революции и на Театральной площади. В некоторых местах были даже разложены деревянные макеты таких крыш. Москва–река была перекрыта дощатыми щитами, чтобы лишить вражеских летчиков возможности ориентироваться.