Революция розг

– Нет, когда выливаешь омлет на сковороду… – Гоголь-Моголь закончил операции и, полюбовавшись идеально ровной поверхностью одинаковой толщины и консистенции, закрыл совершенство крышкой. – Начинать надо с холодных краев, а заканчивать горячей серединой… Впрочем, я отвлекся.

И гость в двух словах разъяснил, что раз уж он, Липа, его вызвал, то теперь он, Гоголь-Моголь поступает в его полное распоряжение. А уж что там он, Липа, имел при этом в виду, особого значения не имеет. Как, впрочем, и судьба книги, которая на самом деле совершенно не пострадала от огня, а просто исчезла.

– Когда-нибудь она вернется… – закончил Гоголь-Моголь и почему-то загрустил.

– И вы исполняете желания? – оживился Липа. – Как джин из сказки?

Перед его горящим взором представился украшенный золотыми кистями и позументами конь белой в абрикосах масти, и он, Лев Борисович Липовский, верхом на этом коне. А вокруг ликующая Москва встречает своего вернувшегося героя…

– Не совсем. Я помогаю их исполнить… – Гоголь-Моголь скептически улыбнулся, и Липе показалось, что он прочитал его мысли про коня.

«Надо быть с ним поосторожней! И вообще пока не понятно чем все это закончится!»

А закончилось все это шикарным завтраком – омлет с жареной колбасой, сухарики с горячим сыром, маслины, мидии в пикантном соусе и не мало чего еще вкусненького, что неприспособленный к быту Липа хранил, но не использовал. Ну и разумеется полбутылки коньяка недопитых Липой и сразу замеченных Гоголем-Моголем:

– Не возражаете? – он вопросительно посмотрел на Липу, постукивая ногтем по стеклу.

– А не рано? – не слишком уверенно возразил Липа, явно нуждающийся в паре капель крепкого после всех этих приключений.

– Любое раннее утро, это не более чем поздний вечер! – уверенно ответил Гоголь-Моголь, разливая коньяк. – Опять же за знакомство надо выпить…

И процесс пошел! Гоголь-Моголь, судя по всему выпивал с большим удовольствием, Липа после всего случившегося тоже был не прочь немного расслабиться, так что когда ближе к полудню парочка выползла на улицу дабы продолжить банкет, между ними царило полно взаимопонимание. Липа называл Гоголя-Моголя более удобоваримым именем Гоги, а тот вполне освоил несколько фамильярное, но звучное обращение Борисыч.

Итак, Борисыч и Гоги, этакая сладкая парочка, на радостях ударились в форменный загул. Гоги оказался неутомимым гулякой, наделенным не только объемистым желудком, но и совершенно неутолимой жаждой, ну а Липа был настолько возбужден открывающимися – наконец-то! – в его затхлой жизни перспективами, что почти не отставал, несмотря на существенную разницу в живом весе.

– Да пойми, Борисыч, я насчет власти очень даже «за». У меня можно сказать насчет власти призвание. – Гоги с явным наслаждением раскурил сигару размерами с небольшой зонтик. – Я знаешь скольких царей в люди вывел?

– Так за чем дело стало? – Липа разогнал рукой дым, чтобы видеть лицо собеседника. – Чего мы, собственно, ждем? Почему не работаем?

– А куда спешить-то? Никуда власть от тебя не денется… Это я со всей ответственностью заявляю. Потому что там, где я, там победа!

И Гоги подмигнул Липе, – смотри, мол! Тотчас к столу подошел солидный господин, представился директором и попросил дорогих гостей принять скромный подарок в виде бутылки хорошего коньяка. Вслед за директором появилась такая бутылка, каких Липа не видел даже в лучшие свои годы. Группа официантов в строгих костюмах со всей возможной торжественностью откупорила сосуд и оттуда, точно джин, пополз столь мощный аромат, что окружающие заерзали на стульях и завертели головами, пытаясь понять, откуда такое чудо произошло.

– Давай-ка, Борисыч, выпьем за нашу победу! – Гоги поднял бокал и полюбовался на переливающийся в лучах солнца темный янтарь. – Такой коньячок, кстати, не каждый президент каждый день пьет, в смысле даже президент пьет не каждый день. Короче, неважно…

Сказать, что все знавшие Липу граждане были удивлены, значит ничего не сказать! Куда девался неторопливый симпатичный пожилой господин с хорошими манерами, – теперь его место занял вечно спешащий, шумный тип с горящими глазами и беспорядком в одежде и мыслях!

Милую Катержину из отдела периодики он просто испугал, когда, взяв российские газеты, не пошел спокойно к любимому столу у распахнутого в сад окна и не стал как обычно сокрушенно качать головой, а понес какую-то ерунду:

– Вот увидите, не пройдет и месяца, как здесь, на этих страницах появится мой портрет! Я вернусь в Россию, и это будет возвращение победителя! И многие доложу я вам, очень многие горько пожалеют о своих прошлых поступках! – Липа помахал газетой перед лицом бедной девушки взиравшей на него с нескрываемым испугом и ровным счетом ничего не понимавшей. – Думаете, кончился Липовский? Считаете, он больше ни на что не способен? Надеетесь больше его не увидеть? Так вы еще узнаете кто такой Липовский!